Таинственный остров

— Теперь другой тип. Если женщина читает газеты, следит за литературой и науками, старается развить себя, она обязательно почему-то считает своим долгом потерять женственность, наружно опуститься, пытается походить на мужчину, забывая, что сама природа создала разные полы для того, чтобы привлекать их друг к другу… Мамаши первых радуются: «Ах, вот наша дочь так красива, привлекательна… Она составит себе партию…» Мамаши вторых гордятся умом и знаниями обмужчинившихся дочерей и в общем те и другие думают о выгодной женитьбе… Среднее между этими двумя типами есть исключение, которое встретить так же трудно, как луну, разгуливающую по тротуарам Беккер-стрита… Вот почему я остался до сих пор свободным и нисколько не жалею об этом, так как могу жить, как хочу и делать, что пожелаю…

— Я с тобой не совсем согласен, — возразил Пейкерс. — Смотри на женщин и на жизнь несколько иначе… не так просто… Тебе понравилась женщина, хотя бы чисто физически, тебя тянет, влечет к ней… Ты чувствуешь к ней страсть, хочешь ее… Жизнь наша так коротка и счастливых минут в ней так мало, что, право, не стоит проходить мимо них… Ты взял женщину. Неделю, месяц, два месяца ты получаешь наслаждение, лаская ее, обладая ею. Прошел угар страсти, осталось теплое хорошее чувство, чувство благодарности за прежние минуты забвения, чувство близости, привязывающее и притягивающее… И что же в этом случае делаем мы, мужчины? Беря женщину, мы знаем, что берем большого, избалованного, милого ребенка, знаем это и не требуем ничего большего… Когда же первые минуты прошли, мы сразу требуем, чтобы ребенок превратился в взрослого, вполне подготовленного к жизни человека… Это несправедливо… В этом эгоизм мужчины… Если он знал заранее, что женщина, которую он берет, это большой ребенок, и все-таки взял ее, то его долг сделать из нее взрослого человека. Ведь своих детей мы постепенно доводим до зрелости, проводя их последовательно через гимназию, университет… Смотри так же на женщину… Когда опьянение первых минут прошло, не отходи от нее, не отдаляйся, а старайся постепенно приблизить ее к себе хотя бы путем целого ряда уступок, и тогда женщина бессознательно приблизится к тебе и составит частицу твоего «я»… Виновато воспитание, но… виноваты и мы, потому что мы создаем воспитание…

— Ого! Да ты ярый сторонник женщин!.. — засмеялся Генри. — Ну, а почему же ты до сих пор сам не женат?

— Куда мне… — отмахнулся Пейкерс. — При моей наружности! Моя теория хороша только при взаимном чувстве… Вот ты, это дело другое…

Говоря так, Пейкерс ежеминутно вынимал часы и посматривал на них.

— Ты куда-то торопишься? — спросил Генри, заметив это. — Пожалуйста, не стесняйся!

— Да мне надо на минуту… — заволновался Пейкерс. — Ты меня прости… Крайне важное дело… Я скоро вернусь…

И, взяв поспешно шляпу со стула, Пейкерс торопливо вышел в сад.

Закурив сигару, Генри машинально вышел за Пейкерсом.

День был чудный: на небе ни одного облачка. Чувствовалось дыхание лета и густая тень сада манила к себе. Генри сошел с крыльца и не торопясь направился по аллее. Дойдя до конца, он свернул на боковую тропинку.

Внезапно до его слуха донеслись чьи-то голоса. Генри остановился и прислушался. Говорил мужской голос, в котором Мортон узнал голос своего друга.

Не подозревая ничего особенного и думая, что Пейкерс разговаривает с кем-либо из своих служащих, Генри вышел на поляну. Глазам его представился Пейкерс, с оживлением что-то рассказывающий, по обыкновению размахивая руками, прелестной девушке в сером скромном платье, стоявшей по ту сторону забора.

Генри на минуту остановился, пораженный сценой, увидеть которую он никак не ожидал, но потом вежливо приподнял шляпу и прошел мимо.

Девушка, заметив незнакомого человека, слабо вскрикнула и тотчас же исчезла в тени деревьев.

Генри, не придавая особенного значения встрече, прошел дальше по тропинке, когда его догнал крайне взволнованный Пейкерс:

— Пожалуйста… Пожалуйста… Ни одного слова… Никому… Это крайне важно, крайне… — чуть не умолял он, смотря в глаза Генри. — Не подумай только чего-нибудь… Клянусь тебе… Но очень важно, гораздо важнее, чем ты думаешь, чтобы никто не знал о том, что мы встречаемся… Тут одно такое дело…

Пейкерс был так взволнован, так возбужден, что Генри, с удивлением посмотрев на него, дал требуемое обещание.

— Ну вот, хорошо!.. — обрадовался Пейкерс. — Я знаю, ты держишь слово… Только, ради Бога, даже случайно как-нибудь не проговорись!..

— Да в чем дело? — заинтересовался наконец Генри. — Ты так просишь, как будто от этого зависит жизнь или смерть…

— Я тебе расскажу, все расскажу!.. — заторопился Пейкерс. — Только не здесь, нас могут услышать. Пойдем ко мне в кабинет… Да может, это и к лучшему… Ты всегда отличался изобретательностью и находчивостью… Может быть, придумаешь что-нибудь, посоветуешь…

Волнение Пейкерса передалось Генри и он, прибавив шаг, пошел за почти бежавшим другом к дому.

Войдя в кабинет и вынув из шкафа ликер и рюмки, Пейкерс начал говорить, жестикулируя и поминутно вскакивая с места: