Прошло ещё двадцать четыре часа, а земля по-прежнему не появлялась. Ветер перешёл в шторм. Всё время приходилось менять галсы, брать рифы, делать повороты. В этот день был момент, когда «Благополучного» целиком накрыло волной — от киля до верхушки мачты. К счастью, Пенкроф предвидел такую возможность и приказал всем привязаться, не то волна непременно смыла бы кого-нибудь за борт.
В эту опасную минуту команда «Благополучного» неожиданно получила помощь от пленника. Инстинктом моряка угадав опасность, он выскочил из люка и сильным ударом шеста выбил фальшборт, чтобы вода, залившая палубу, скорее стекла. Когда шлюп выпрямился, он, не сказав ни слова, вернулся в свою каюту.
Пенкроф, Гедеон Спилет и Герберт, онемев от изумления, смотрели на него.
Между тем положение час от часу становилось всё опасней. Моряк сознавал, что заблудился в этом безбрежном океане, и не знал, как стать на правильный курс.
Ночь с 19-го на 20-е была тёмной. Однако около одиннадцати часов вечера ветер спал, и волнение немного утихло. «Благополучный» снова стал набирать скорость. К чести его строителей надо отметить, что судёнышко великолепно вело себя во всё время непогоды.
Пенкроф, Гедеон Спилет и Герберт не смыкали глаз в эту ночь. Они напряжённо всматривались в темноту, зная, что остров Линкольна должен быть где-то невдалеке. Либо они должны были увидеть его не позже рассвета следующего дня, либо примириться с мыслью, что «Благополучный», снесённый с курса течениями и ветром, заблудился в океане.
Пенкроф, взволнованный до крайности, не терял, однако, надежды. Это был мужественный человек.
Не выпуская из рук руля, он упорно всматривался в непроницаемую темноту.
Около двух часов ночи он вдруг вскочил на ноги.
— Огонь в виду! — вскричал он.
Действительно, в двадцати милях к северо-востоку в темноте мерцал огонёк. Остров Линкольна находился там, и это был костёр, зажжённый Сайрусом Смитом!
Пенкроф, правивший много северней, быстро переменил курс и направил судно на этот огонёк, блиставший, как звезда первой величины.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
На следующий день, 20 октября, около семи часов утра, после четырёхдневного плавания, «Благополучный» бросил якорь в устье реки Благодарности.
Сайрус Смит и Наб, крайне обеспокоенные непогодой и продолжительным отсутствием своих товарищей, с зари дежурили на плоскогорье Дальнего вида. Наконец они увидели вдали долгожданное судёнышко.
— Наконец-то! — вскричал инженер. — Вот они!
Наб от восторга пустился в пляс.
Пересчитав людей, находящихся на палубе шлюпа, инженер сперва подумал, что либо Пенкрофу не удалось найти потерпевшего крушение на острове Табор, либо этот несчастный отказался переменить одну тюрьму на другую и остался на своём острове.
Действительно, на палубе «Благополучного» находились только Пенкроф, Гедеон Спилет и Герберт.
Когда судёнышко причалило, инженер, встретивший их на берегу вместе с Набом, крикнул:
— Мы очень беспокоились за вас, друзья мои! Не случилось ли с вами какого-нибудь несчастья?
— Нет, — ответил Гедеон Спилет. — Всё обошлось благополучно. Сейчас мы расскажем вам все подробности.
— Однако всё-таки вас постигла неудача в поисках? Иначе на палубе было бы не три человека.
— Простите, мистер Смит, — возразил моряк, — нас четверо.
— Вы разыскали этого потерпевшего крушение?
— Да.
— И привезли его сюда?
— Да.
— Живого?
— Да.
— Где же он? Кто он?
— Это человек, вернее, это бывший человек! — ответил журналист. — Вот и всё, что мы можем сказать вам, Сайрус.
И он в кратких словах рассказал инженеру о всех событиях последних дней, о том, как производились поиски, как единственный дом на острове оказался запущенным и нежилым, как, наконец, они нашли потерпевшего крушение, потерявшего всякий человеческий облик.
— Мы даже сомневались, стоит ли везти его сюда, — добавил Пенкроф.
— Нет, вы правильно поступили, Пенкроф! — живо сказал Сайрус Смит.
— Но этот несчастный потерял разум…
— В данное время, возможно, — ответил Сайрус Смит. — Но ещё несколько месяцев тому назад этот несчастный был таким же человеком, как вы и я. Кто знает, во что превратится после долгих дней одиночества тот из нас, которому суждено пережить всех остальных…
— Но, мистер Смит, почему вы думаете, что этот человек одичал недавно? — спросил Герберт.
— Потому, что записка была написана недавно и единственный человек, который мог её написать, — это сам потерпевший крушение.
— В том, однако, случае, если эта записка не была написана его товарищем, ныне умершим.
— Это невозможно, дорогой Спилет. — Почему? — спросил журналист.
— Потому, что в таком случае в записке говорилось бы о двух потерпевших крушение.
Герберт рассказал также инженеру о мгновенном возврате рассудка к этому человеку — в минуту, когда волна грозила гибелью судну.