Таинственный остров

Сильная жара окончилась в марте. Несколько раз прошли дожди, но было еще тепло. В этом году март, соответствующий сентябрю в северных широтах, был не так хорош, как обычно. Быть может, это предвещало раннюю и суровую зиму. Однажды утром колонистам даже показалось, что выпал первый снег. Герберт, спозаранку подошедший к окну, закричал:

— Посмотрите-ка, островок покрыт снегом!

— Снег в такое время? — спросил журналист, подходя к Герберту.

Остальные колонисты присоединились к ним и могли установить лишь одно: что не только островок, но и весь берег под Гранитным Дворцом был покрыт ровной белой пеленой.

— Ба, действительно снег! — сказал Пенкроф.

— Или что-то очень похожее, — согласился Наб.

— Но ведь только двадцать первое марта, и термометр показывает пятьдесят восемь градусов (14 градусов тепла по Цельсию), — заметил Гедеон Спилет.

Сайрес Смит молча смотрел на этот белый покров; он не знал, как объяснить это явление в такое время года и при подобной температуре.

— Тысяча чертей! — закричал Пенкроф. — Наши плантации померзнут!

Моряк собирался спуститься вниз, когда его перегнал проворный Юп, соскользнувший на землю по веревке.

Но не успел еще оранг коснуться земли, как безграничная снежная пелена поднялась и рассеялась в воздухе на бесчисленные хлопья, которые на несколько минут заслонили солнечный свет.

— Птицы! — закричал Герберт.

Это действительно была стая морских птиц с ярко-белыми перьями. Сотни, тысячи их опустились на остров и на берег.

Они взлетели и вскоре скрылись вдали, к величайшему изумлению колонистов, перед которыми, словно в феерии, зима мгновенно сменилась летом. К несчастью, эта перемена произошла так внезапно, что ни журналист, ни юноша не успели пристрелить хоть одну птицу, чтобы определить, какой она породы.

Через несколько дней, 25 марта, исполнилось два года с того времени, как потерпевшие крушение в воздухе были выброшены на остров Линкольна.

ГЛАВА XIX

Воспоминания о родине. — Шансы на спасение. — Проект обследования берегов острова. — Выступление 16 апреля. — Вид с моря на Змеиный полуостров. — Базальтовые скалы на западном берегу. — Ненастье. — Наступает ночь. — Новая загадка.

Два года! Целых два года колонисты не имели никакой связи со своими близкими! Они ничего не знали о том, что происходит в цивилизованном мире, и были так же одиноки на своем острове, как на мельчайшем астероиде солнечной системы.

Что-то происходит на родине? Быть может, еще и сейчас восстание южан обагряет кровью ее землю.

Эта мысль причиняла нашим колонистам большие страдания, и они часто говорили о гражданской войне, нисколько, впрочем, не сомневаясь, что дело Севера восторжествует, к чести Американского союза.

За эти два года ни один корабль не прошел в виду острова; во всяком случае, колонисты не заметили ни одного паруса. Очевидно, остров Линкольна стоял в стороне от мореходных путей и, как это доказывали карты, был даже вообще неизвестен. Иначе его пресноводная бухта должна была бы привлекать суда, нуждающиеся в возобновлении запасов воды. Но океан, окружавший их остров, насколько его мог охватить глаз, оставался пустынным, и колонистам, чтобы вернуться на родину, приходилось рассчитывать только на себя.

Существовал лишь один шанс на спасение, и однажды, в первую неделю апреля, обитатели колонии обсуждали его, собравшись в большом зале Гранитного Дворца. Речь как раз зашла об Америке, которую колонисты уже почти не надеялись увидеть.

— У нас есть лишь один-единственный способ покинуть остров Линкольна: построить достаточно большой корабль, который мог бы пройти по морю несколько сот миль, — сказал Гедеон Спилет. — Мне кажется, что если мы сумели построить лодку, то сумеем построить и корабль.

— И если мы побывали на острове Табор, то могли бы дойти и до Паумоту, — прибавил Герберт.

— Я этого не отрицаю, — отвечал Пенкроф, которому всегда принадлежал решающий голос в морских вопросах, — не отрицаю, хотя короткое путешествие и долгое путешествие — не совсем одно и то же. Если бы нашему суденышку во время перехода на остров Табор угрожала даже буря, мы могли бы не беспокоиться, так как знаем, что до гавани недалеко и в ту и в другую сторону. Но двенадцать тысяч миль — это немалый кусок пути, а до ближайшей земли придется пройти не меньше.

— А что, Пенкроф, в случае надобности вы бы рискнули на это? — спросил журналист.

— Я рискнул бы на все что угодно, мистер Спилет, — ответил моряк. Вы же знаете, я не такой человек, чтобы отступать.

— Не забывайте, что среди нас есть еще один моряк, — сказал Наб.

— Кто же это? — спросил Пенкроф.

— Айртон.

— Это верно, — заметил Герберт.

— Только бы он согласился ехать с нами! — сказал Пенкроф.

— Неужели вы думаете, что, если бы яхта Гленарвана подошла к острову Табор, когда Айртон еще находился там, Айртон отказался бы уехать? — удивился Гедеон Спилет.