"Поднимайся сюда, сынок, — сказал он. — Вот уже пятьдесят лет как здесь не было никого, кроме меня".
Я поднялся за ним на чердак.
В маленькое окошко лился лунный свет. Он падал на старый сундук и корабельный колокол, покрытые слоем пыли и паутины. Но тёмный чердак освещал не только лунный свет. Лунный свет был синий, а здесь определённо мерцали ещё и все цвета радуги.
В глубине чердака Ханс Пекарь остановился и показал в угол. И там… там на полу под скошенным потолком стояла старинная бутылка. От этой бутылки шёл такой ослепительно прекрасный свет, что я невольно закрыл глаза руками. Стекло бутылки блестело, но то, что было внутри, было и красным, и жёлтым, и зелёным, и фиолетовым одновременно.
Ханс Пекарь поднял бутылку. И только тогда я увидел, что её содержимое сверкает, как расплавленный алмаз.
"Что это?" — шёпотом робко спросил я.
Лицо старика стало строгим,
"А это, сынок, и есть пурпурный лимонад. Последние капли пурпурного лимонада, какие остались на земле".
"А это что такое?" — спросил я и показал на небольшую коробку, в которой лежала колода старых, сильно потрёпанных и грязных карт. Они почти истлели. Наверху колоды лежала восьмёрка пик. Мне удалось даже разглядеть цифру восемь в верхнем левом углу карты.
Ханс Пекарь прижал палец к губам и прошептал:
"А это, Альберт, карты, из которых Фроде раскладывал свой пасьянс".
"Кто он, Фроде?"
"Кто? Эту историю я расскажу тебе в другой раз. А сейчас давай возьмём бутылку и спустимся вниз".
Неся бутылку в одной руке, старик пошёл к люку. Он был похож на ниссе[16]
с амбарным фонарём в руке. Разница была только в том, что от него не зависело, светит ли его фонарь красным светом, зелёным, жёлтым или синим. Его фонарь рассыпал по всему чердаку небольшие цветные пятна, похожие на огоньки сотни пляшущих фонариков.Когда мы снова вернулись в комнату, Ханс Пекарь поставил бутылку на столик возле очага. Экзотические предметы, находившиеся в комнате, окрасились цветом, исходившим от содержимого бутылки. Фигурка Будды стала зелёной, старый револьвер — синим, бумеранг — красным, как кровь.
"Это и есть пурпурный лимонад?" — спросил я опять.
"Да, последние капли. И я рад, что он кончается, Альберт, потому что этот напиток прекрасен до умопомрачения, и это опасно, он может принести большую беду, если им станут торговать".
Ханс Пекарь встал и принёс маленький стаканчик, потом налил в него каплю лимонада. Она блестела на дне, как снежные кристаллы.
"Столько достаточно", — сказал он.
"Так мало?" — удивился я.
Старик покачал головой: