Таинственный пасьянс

Я продолжал беседовать с моими невидимыми друзьями, и постепенно мне стало казаться, что они мне отвечают, пусть даже только мысленно. Особенно внятно они отвечали ночью, когда я спал, потому что и во сне я почти не расставался с карточными фигурами. Мы составляли как бы одну компанию. Во сне фигуры могли говорить и что-то делать даже без моего участия. Так ночи стали уже не такими тоскливыми, как долгие одинокие дни. Ночью все карты становились личностями. Они передвигались в моём сознании как настоящие короли, дамы и простолюдины.

С некоторыми фигурами у меня отношения были более дружескими, чем с другими. Первое время особенно долгие разговоры я вёл с Валетом Треф. Шутил и с Десяткой Пик, когда ему удавалось укротить свой нрав.

Одно время я был тайно влюблён в Туза Червей. Так получилось, что от одиночества я оказался способным влюбиться в плод собственной фантазии. Я постоянно видел её перед собой. В жёлтом платье, с длинными светлыми волосами и зелёными глазами. Мне так не хватало здесь женщины! Дома, в Германии, я был обручён с девушкой по имени Стине. Она думает, что её жених погиб в море.

Старик сгрёб бороду в кулак и долго сидел молча.

— Уже поздно, мой мальчик, — сказал он наконец. — А ты, должно быть, устал после долгого пребывания в море. Может, хочешь, чтобы я продолжил свой рассказ завтра?

— Нет-нет! — запротестовал я. — Мне бы хотелось узнать всё уже сегодня.

— Да, конечно. К тому же ты должен узнать это до того, как мы пойдём на праздник Джокера.

— Праздник Джокера?

— Да!

Он встал и прошёлся по комнате.

— Ты, наверное, проголодался? — спросил он.

Отрицать это было бы глупо. Старик пошёл в кладовку, принёс всякой еды и разложил её на красивых стеклянных тарелках. А потом поставил их на стол между нами.

Я, разумеется, полагал, что еда на острове должна быть простой и спартанской. Но Фроде первым делом поставил на стол блюдо с хлебом и булочками. Потом появились разные сыры и паштеты. Принёс он и кувшин молока, оно выглядело очень белым и соблазнительным, и я понял, что это молоко моллуков. И наконец на десерт — большое блюдо с десятью или пятнадцатью разными фруктами. Я узнал яблоки, апельсины и бананы, однако все остальные росли только на этом острове и были мне неизвестны.

Хлеб и сыр имели немного необычный вкус. Молоко тоже, оно было значительно слаще нашего коровьего молока. Но больше всего меня поразил вкус фруктов. Некоторые из них настолько отличались от того, к чему я привык, что я то и дело вскрикивал и даже подпрыгивал на своём табурете.