Я кивнул. Впервые один из карликов дал такое точное описание порядка, частью которого все они были.
"Кто же организовал всё это так мудро?" — спросил он.
"Думаю, это произошло случайно, — солгал я. — Бросаешь в воздух несколько палочек, и, падая, они образуют тот или иной узор".
"Этому я не верю", — сказал маленький шут.
Впервые я столкнулся с тем, что кто-то на этом острове мне возражал. Я имел дело уже не с бумажной фигурой. Это была личность.
С одной стороны, я обрадовался. Джокер мог оказаться достойным собеседником. Но с другой — это меня огорчило. Что будет, если карлики вдруг поймут, кто они и откуда взялись?
"А что ты сам думаешь по этому поводу?" — спросил я.
Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом. Даже его фигура застыла, как статуя, но одна рука почти незаметно дрожала так, что бубенчики звенели.
"Похоже, что всё это спланировано, — сказал он, стараясь не показать своего огорчения. — Всё выглядит таким подготовленным и обдуманным. Мне кажется, мы обращены спиной к кому-то, кто выбирает, повернуть ли нас картинкой к себе или оставить всё как есть".
Карлики часто употребляли в разговоре слова и выражения из карточной игры. Это позволяло им более полно выразить свои мысли. Когда можно было, я отвечал им так же.
Маленький шут сделал прыжок, и все бубенчики зазвенели.
"Я Джокер! — воскликнул он. — Не забывай этого, Мастер! Я не совсем такой, как все остальные. Я не король и не валет и не отношусь ни к бубнам, ни к трефам, ни к червям, ни к пикам".
Я весь похолодел. Но мне было ясно, что я не должен выкладывать свои карты.
"Кто я? — продолжал он. — Почему я Джокер? Откуда я взялся и куда денусь?"
Я решил использовать возможность, которую даёт Джокер.
"Ты видел всё, что я смастерил из растений, которые растут на острове, — сказал я. — Что бы ты сказал, если бы я признался, что создал также и тебя, и всех остальных карликов, живущих в селении?"
Он замер, глядя мне в глаза; я видел, что он дрожит всем телом, бубенчики на одежде нервно позвякивали.
"Тогда бы у меня не осталось выбора, Мастер, — произнёс он дрожащими губами. — Тогда я был бы вынужден тебя убить, чтобы вернуть себе чувство собственного достоинства".
Я заставил себя засмеяться.
"Конечно. Но, к счастью, всё обстоит не так".
Секунду или две он недоверчиво смотрел на меня. Потом скрылся за углом. Через мгновение он уже снова стоял передо мной, в руке у него была небольшая бутылка пурпурного лимонада. Она много-много лет стояла у меня в глубине шкафа.