Таинственный пассажир

— Нет, сэр, не могу, сэр! Поправлюсь и вернусь, обязательно вернусь. Обещаю вам. Извините, сэр, но я же не виноват, что так получилось... Уверяю вас, что я ни в чем не виноват!

Рославлев внимательно слушал разговор капитана с матросом, ничем не выражая своих чувств. Он даже отводил глаза, когда взгляд Джима, словно в поисках поддержки, останавливался на нем. Подполковник — официальный представитель власти — только присутствовал, он обязан был оставаться беспристрастным и спокойным.

В одну из томительных пауз, когда капитан Глэкборн, истощив свои доводы, угрюмо, с открытой ненавистью смотрел на матроса, раздался хриплый басок лежавшего неподалеку Прохора Тимофеевича Расторгуева.

— Товарищ доктор! Чего мучаете больного человека... Совесть-то у него есть, у этого господина капитана? Или он ее за борт выкинул за ненадобностью?..

Капитан Глэкборн не все понял из того, что сказал старый кочегар. Но, встретившись с осуждающим взглядом старика, он резко встал со стула, показывая этим, что разговор с Хепвудом окончен. Даже не взглянув на больного, он церемонно раскланялся с остальными и направился к выходу.

До этого момента врач молча стоял у окна, словно все происходившее в палате не касалось его. Сейчас же, после ухода Глэкбориа, он подошел к кровати и сказал тоном, исключающим всякие возражения:

— Пора, товарищи, пора! Больному вредно волноваться.

Рославлев и заместитель начальника порта вышли из палаты. Уже находясь за дверью, они услышали, как гудел негодующий бас Прохора Тимофеевича Расторгуева.

Некоторое время Рославлев шел задумавшись, затем неожиданно спросил дежурного врача:

— Скажите, доктор, положение больного вызывает опасения?

 — Нет, нет, — поспешно ответил врач, — никакой опасности. Все, на что жалуется больной, скорее всего результат нервного потрясения, а не последствия полученных травм и ушибов. Но так или иначе — ему надо вылежать, отдохнуть...

— Сколько времени ему придется пробыть в больнице?

— Трудно сказать... Думаю, что не больше недели.

Рославлев медленно возвращался домой. Из открытых окон звучала музыка, слышался веселый смех. Воздух был наполнен ароматом цветов. Издалека, с моря, доносился привычный шум прибоя.

Глава VI «ВЫ НЕ ИЗ ФРИСКО?»

Над морем летела песня. Молодые сильные голоса отчетливо выводили знакомые слова:

Дети разных народов,
Мы мечтою о мире живем.

А когда заканчивался куплет, с особой силой, задорно, бедро и весело звучал припев:

Песню дружбы запевает молодежь, молодежь, молодежь!
Эту песню не задушишь, не убьешь, не убьешь, не убьешь!

Юноши и девушки в разноцветных купальных костюмах и трусах облепили импровизированную эстраду — огромный камень, обломок морской скалы. На самом верху, балансируя, стоял юноша и дирижировал небольшим красным флажком.

Ребята пели дружно, с увлечением, во всю силу легких. Отдыхающие на пляже с удовольствием прислушивались к знакомому мотиву, а некоторые, выглядывая из-под тентов и зонтов, даже подпевали... Ласковое, горячее солнце, безбрежная морская даль, чистый прозрачный воздух — все располагало к отдыху, радости, песне.

Курортный сезон был в разгаре. Отдыхающие до отказа заполнили санатории, дома отдыха и частные дачные домики вблизи моря, на склонах гор, на окраинных улицах Черноморска. И, как всегда бывает в курортных городах, пляж, на котором мелькали бронзовые, шоколадные и молочно-белые тела, стал местом встреч и прощаний, случайных знакомств и сердечной дружбы.

Сегодня на заре скорый поезд Москва-Черноморск привез очередную партию отдыхающих и экскурсантов. А днем, после завтрака, большинство из «новичков» уже находилось на пляже.

Невдалеке от молодежного хора расположилась группа иностранцев-туристов, профсоюзных и общественных деятелей и представителей печати. Они прибыли в СССР по приглашению ВОКС, побывали во многих городах и, как это было предусмотрено заранее разработанным маршрутом, длительное пребывание в Советском Союзе завершали поездкой по южному побережью и кратковременным отдыхом в Черноморске.

На пляже иностранцы выделялись яркими купальными костюмами, полосатыми шерстяными трусами и цветными очками неестественно больших размеров. Укрывшись от солнца, они с интересом наблюдали за отдыхающими и о чем-то оживленно беседовали. Некоторые из них подходили, к поющим и в такт песне похлопывали в ладоши.

Чуть поодаль от группы иностранцев на мелкой гальке сидел немолодой полный мужчина в оранжевых трусах. Голову он прикрыл пестрым беретом, на плечи накинул белое мохнатое полотенце. На расстеленном рядом пиджаке лежали фотоаппарат и маленький термос.

Это был Гарольд Лидсней — американский журналист.