– Из-за многих вещей. Когда я сомневалась, правильно ли написала контрольную работу, или когда мне казалось, что какая-нибудь монахиня на меня рассержена. И всегда нервничала перед приездом Лолы. – Она удивленно остановилась. – Ты знаешь, я ведь никогда раньше этого не понимала. Ну, про Лолу. Я полагала, что волнуюсь, но я ведь и нервничала тоже. Она была всегда такая красивая и умная, и все пытались ей угодить. Я, наверно, тоже беспокоилась, как бы доставить ей удовольствие. – Она замолчала, а потом заговорила почти шепотом: – И теперь я беспокоюсь о том, как доставить удовольствие тебе.
– Но ты же доставляешь мне удовольствие! – Он сел и, согнувшись над рулем, сжал его. – Дьявол! – Он притянул ее в свои объятия, прижимая ее голову к своей груди с грубоватой нежностью. – И я не собираюсь давать тебе контрольные или заставлять тебя чувствовать… – Он замолчал, продолжая ласково гладить ее по волосам. – Ты доставляешь мне удовольствие, Дамита.
– Хорошо. – Она устроилась поудобнее. – Я не хотела бы выглядеть мелодраматично. У меня было счастливое детство.
–Ты это уже говорила.
– Но это правда, – Она подвинулась на сиденье. – Эти кресла такие жесткие.
– У джипов есть другие достоинства.
– Я вообще не понимаю, как ты собрался ночевать здесь.
– Я боялся, что не смогу заснуть вовсе не из-за того, что сиденья жесткие, – сухо сказал он. – Я спал всего несколько часов с тех пор, как ты ворвалась в мой номер в гостинице.
– Ну, у тебя было бы больше шансов заснуть на кровати в доме, а не здесь. Ты ведешь себя глупо, и я не понимаю… О, черт, я снова за свое. Перестань смеяться, черт тебя побери.
– Ничего не могу поделать. – Смех перекатывался в груди Кэма под ее ухом. – Скажи, зачем ты так упорно пытаешься влезть в чужую кожу? Мне нравится Дамита Шонесси такой, какая она есть.
– Тогда ты сумасшедший, – сердито сказала она. И, снова услышав его смех, смирилась и вздохнула: – Вот видишь. В течение всего одной минуты я назвала тебя глупым и сумасшедшим. Это ли не доказательство моего отвратительного характера?
– Но, с другой стороны, ты покинула свою постель и составляешь мне компанию. И ты позволяешь мне касаться тебя и обнимать тебя. – Он продолжал гладить ее волосы. – Я ведь говорил, как приятно тебя обнимать. С тобой так хорошо и уютно.
– Выходит, я похожа на плюшевого мишку, – проворчала она.
– Уверяю тебя, плюшевые медведи никогда так на меня не воздействовали.
– Я думаю, что получаю гораздо больше, чем ты. – Она внезапно выпрямилась. – А я так не хочу. Я здесь для того, чтобы было как раз наоборот. Я тоже могу быть тихой гаванью в бурю. Попробуй.
– С удовольствием. Но есть одна трудность.
– Какая?
– Ты и есть буря, милая. – Он снова засмеялся и начал тихонько покачивать ее. – Я заключу с тобой сделку. Мы по очереди будем работать страховкой, хорошо?
У него были такие сильные руки, а сердце билось под ее ухом.
– Нет, не согласна. – Ее голос звучал приглушенно. – Ты работал вне очереди и с Дэймоном, и с Лолой, и бог знает со сколькими еще людьми, о которых я не знаю.
Его губы коснулись ее виска.
– Кто считает?
– Я. Но я придумаю, как это уравновесить.
– И как же? – спросил Кэм.
Давать дары дарителю, уют тому, кто создает уют, солнечный свет солнцу.
– Придумаю. – Ее руки нежно обвились вокруг него. – Давай лучше попробуем заснуть. Бог знает, удастся ли на этих жестких сиденьях.
Дамита заснула примерно через полчаса. Кэм крепче прижал ее к себе, когда дыхание ее замедлилось, и она расслабилась, как довольный маленький котенок. Ему показалось невероятным, что она смогла заснуть в подобных условиях, впрочем, она сказала ему еще в ту первую ночь в гостинице в Марасефе, что спит всегда крепко. Какой далекой казалась теперь эта ночь! За короткое время они так много нового узнали о себе самих и друг о друге.
Ему никогда и в голову не приходило, что он способен испытывать столь сложные эмоции. Плотское желание заставляло болеть его тело, но при этом он ощущал какую-то теплую нежность. Кэм улыбнулся, вспомнив, как Дамита сочла обидным для себя сравнение с плюшевым мишкой. Она не подозревала, что это сравнение задело какую-то чувствительную струну его души. Ведь в этих игрушках есть что-то волшебное. Они навсегда остаются любимыми друзьями, их можно обнимать во сне, с ними делятся слезами и радостями детства и, даже вырастая, о них хранят добрую память.
Дамита шевельнулась рядом с ним и что-то пробормотала сквозь сон.
Ночной бриз усилился, стало холоднее. С внезапным беспокойством Кэм подумал, что Дамите в ее тонком шелковом халате нельзя здесь оставаться: он должен был настоять на ее возвращении в дом. Кэм грустно улыбнулся. Он очень хорошо знал, что она ни за что не ушла бы. У нее была безумная идея во что бы то ни стало разделять с ним неудобства. Безумная, но удивительно трогательная, возвышающая нежность.
И он знал, что она не уйдет, если он сейчас разбудит ее и велит ей уйти.
А раз так, другого выхода нет, покорно подумал он.