Таинственный след

«Дорогие соотечественники, отцы, матери! — говорилось в листовке. — Немецкие оккупанты готовят новые злодеяния против нашего народа. Они хотят отправить молодежь — наше будущее, нашу надежду — в свою проклятую Германию. Позор и рабство ждут ваших детей. Поднимайтесь против фашизма, защищайте детей. Не верьте лживой агитации оккупантов: увезенные в Германию юноши и девушки никогда не возвратятся на Родину. Освобождение детей — в ваших руках.

Смерть немецким оккупантам!»

Листовка сделала свое дело, но многие, однако, скептически отнеслись к намерениям фашистов, не верили, что они действительно будут увозить молодежь.

— Сейчас зима, — говорили маловеры. — А какая может быть работа зимой. Значит, и люди немцам зимой не потребуются. Так только, болтают всякие паникеры. Никто никуда не поедет.

— В Германию не каждого пошлют, — уверяли другие. — Кто не желает ехать, неволить не будут.

Но кто бы и какие бы предположения ни делал, события разворачивались своим чередом. Молодые люди получали повестки и с плачем и проклятиями шли на сборные пункты. Так было и у нас, в селе Козино. Комитет знал заранее, как будет проходить мобилизация, и принимал свои меры. К этому времени у нас уже был небольшой партизанский отряд, которым руководил комиссар Емельян Демьянович. Комитет возлагал на него большие надежды. Уже действовал также и отряд имени Чапаева, которым руководил Иван Кузьмич Примак. Комитет усиленно работал в то время над пополнением отрядов людьми, снабжением их оружием и боеприпасами. За несколько дней до начала мобилизации молодежи у меня побывала Лена. Она сообщила, что комитет готовится к активным действиям против оккупантов.

— Что намерены предпринять? — поинтересовался я.

— Точно, не знаю, — сказала Лена. — Ломако говорил, что готовится серьезная операция, которую поручено выполнять партизану по кличке Вася.

Раньше я слышал от Ломако, что отряд Примака беспокоит немцев в районе Ржищева и Мироновки. Партизаны нападают на мелкие гарнизоны оккупантов, подрывают воинские эшелоны, жгут склады горючего и продовольствия. О боевых делах партизан по селам разносились самые разнообразные слухи. Часто дерзкие налеты на оккупантов связывались с именем какого-то Васи.

— Это, должно быть, старый и опытный партизан, — продолжала Лена. — О нем так много рассказывают, а я его ни разу не видела.

— Увидим еще, — сказал я Лене. — Говорят, что этот Вася сейчас находится где-то здесь.

Лена передала мне поручение комитета, ввела в курс действий подпольной организации и ушла из села по своим делам. Я вспомнил сейчас о приходе Лены и пожелал партизанам удачи. Надо припугнуть фашистов. Они совсем распоясались, обращаются с людьми, как со своими рабами. Диверсионный отряд Васи должен был перехватить воинский эшелон, следующий на Харьков. Разведчики донесли, что эшелон нагружен танками и снарядами. Если удастся подорвать его, то немцы на время забудут о молодежи, и многие смогут избежать мобилизации.

До боли в сердце жалко мне юношей и девушек. Вот они идут по улице, понурив головы, растерянные, запуганные неизвестностью. Что можно сделать для них? Проценко идет рядом с Зоей, старается утешить ее. Проценко — лицо официальное. По заданию Переяславской полиции он прибыл сюда с целью изучения настроения мобилизуемых в Германию. Он должен также наблюдать за порядком. Но Григорию, кажется, не до этого. Горе любимой девушки сломило его. Он так же хмур и растерян, как и десятки других людей, провожающих своих близких.

— Не плачь, родная, — говорит Проценко Зое. — Все обойдется. Придет время, и мы забудем все беды и несчастья.

— Время придет, а нас не будет, — Зоя снова горько заплакала. Но потом вдруг встрепенулась и с надеждой спросила Григория:

— Послушай, Гриша. Правда ли говорят, что замужних не посылают в Германию?

— Кто тебе об этом сказал?

— Моей соседке тоже пришла повестка, — рассказывала Зоя. — Они взяли справку у старосты, что она замужняя и повестку вернули. Говорят, что ее теперь не будут тревожить.

— Эх, Зоя, — вздохнул Григорий. — Разве немцы будут разбираться кто замужем, а кто нет? Им нужны рабочие руки, и больше их ничего не интересует.

Толпа все дальше продвигалась к центру села. Вместе с провожающими шел и я, тяжело переживая внезапно свалившееся на моих односельчан несчастье. Люди волновались и нервничали. Какая-то сгорбленная старушонка вела под руку юношу-внука. Она плакала и громко ругала кого-то. Вдруг старушка увидела Зою рядом с «полицаем» Проценко и разразилась гневной бранью.