Таинственный воин

Сперва Гален продвигался довольно быстро, порой заскакивая в открытые магазины, но ему хватило одного взгляда на Дворовую улицу, по которой он собирался добраться до своей мастерской, чтобы понять: по ней сегодня лучше и не пытаться пройти.

Значит, оставалась Аллея Колючек.

Глубоко вздохнув, он свернул направо, опустил голову и быстро зашагал по мощеной мостовой между двумя рядами домов. Извилистая улочка спускалась по склону холма к югу, пока не переходила в Каггеров ряд. Аллея Колючек не очень-то заслуживала названия аллеи — то был скорее проулок между теснящимися друг к другу зданиями, но здесь находились самые необыкновенные и экзотические мастерские Бенина.

Гален старательно избегал этого места, особенно во время Праздника.

— Гален пришел! — зашипели слева резные столбы, поддерживающие навес.

— День Галена! День Галена! — засмеялся гобелен, выставленный на продажу по другую сторону улицы.

Гален смотрел прямо перед собой и старался не сбиваться с шага.

— Слушай нас! Люби нас! Служи нам, Гален! — шептал хор темных железных драконов, прикрепленных к мезонинам. — Ты дал нам жизнь — ты наш!

Гален сглотнул. «Главное — не обращать внимания, — подумал он. — Не обращать внимания, и это пройдет».

— Они пришли за тобой, Гален, — пропела флейта с лотка разносчика, который ничего не заметил. — Беги... Убегай... Прощайся с прошлым...

Аллея кончилась. Он свернул налево, прошел по Каггерову ряду и наконец оказался на Пути Васски, обрадовавшись шуму толпы: этот шум заглушал голоса предметов, которые тихо разговаривали с Галеном. И вот он уже добрался до входа в привычное убежище своей мастерской.

Две драконьих головы в мастерской повернулись, глядя на вошедшего человека.

— О, Гален, — послышался знакомый бас из глубины кузни, — ну и разит от тебя, парень!

— От тебя тоже разит, Сефас, — ответил Гален на старое приветствие гнома. Он оглядел пустые полки. — Похоже, утро было удачным.

Сефас вышел из кузни в лавку. Его коренастый мощный торс был прикрыт кожаным фартуком; грудь, плечи, спина и руки были такими волосатыми, что Гален едва мог сказать, где кончались длинные волосы и борода его друга. Гном носил грязные полотняные штаны — уступка, как он говорил, скромности человеческих женщин — и прочные ботинки.

— Точно. Сталь тута из дверей текла, а золото — в двери. Тебе ведь это нужно, а?

— Именно, — улыбнулся Гален.

Сефасу до сих пор не очень нравилась идея обмена одного металла на другой — особенно такого полезного металла, как сталь, на такую бесполезную мягкую ерунду, как золото.

— Ну, в сундуке теперь целые мешки золотишка. — Сефас указал мозолистой рукой на кузницу. — Железа есть немножко. Сталь кончилась. Надо ковать.

— Спасибо, Сефас. — Гален оглядел лавку, потом подошел к слепому гному. — Думаю... думаю, займусь сегодня той инкрустацией для Кат.

Сефас сжал могучей рукой плечо Галена. Старый гном даже не повернул головы, перехваченной полотняной повязкой, в сторону молодого кузнеца.

— Избрание скоро, — негромко сказал гном. — Человеческие жрецы искать тебя будут, друг.

— Здесь они еще никогда никого не искали, — тихо ответил Гален, — а монахи Пир никогда не меняют своих обычаев. Каждый год они ищут в одних и тех же местах и никогда меня не находят.

— А может, в этот год изменят-таки свои привычки, а?

— Нет, Сефас. Монахи Пир предсказуемы, как рассвет. Мне только надо подождать, пока они и местные стражи закончат досмотр, и я буду в безопасности.

— А вдруг они сгрябчат тебя как раз тогда, когда ты присоединишься к толпе? Вдруг поймают на входе, а?

— Успокойся. — Гален хлопнул старого гнома по спине. Он давно выяснил, что Сефас воспринимает это как дружеский жест, только если ударить посильней. — Я делаю это уже много лет. И еще — они не позволяют людям только уходить с площади, а на тех, кто приходит, не обращают внимания.

Гален обошел гнома и сел на рабочую скамью. Отливка для рельефа лежала там, где он вчера ее оставил. Инструменты тоже по-прежнему лежали около длинной каменной формы, на том месте, где он аккуратно разложил их прошлым вечером. В работе такого рода его мастерство проявлялось лучше всего, его отливки были сложными, красивыми и отличались изяществом, даже несмотря на грубый материал.

— Короткий слишком нос! — пропищала одна из фигур отливки.

— Извини, — прошептал Гален.

Подобрал полировочный инструмент и начал углублять полость носа, делая ее подлиннее. Гален никогда не понимал, почему формы для отливки разговаривали с ним задом наперед.

Скоро он так ушел в работу, что не услышал близких шагов.

— Эй, мастер, посмотри-ка сюда! — раздался вдруг рядом чей-то голос.

— Что? — Гален недоуменно поднял голову.

Кто с ним заговорил?

Беркита засмеялась. На ней было праздничное платье — его коричневые и рыжие узоры напоминали осенние листья. В ее волосы были вплетены ленты тех же цветов, концы лент ниспадали на спину.

— Давить на форму нельзя, — сказала Беркита с усмешкой, повторяя слова, которые он сам часто ей говорил. — Надо дать камню увести тебя за...