Таинство Исповеди. Как научиться каяться и перестать прятаться от Бога

Если попытаться применить этот совет к нашей жизни, то стоит спросить себя: зачем ты идешь на исповедь, по большому счету? Для того чтобы примириться с Богом, попросить у Него прощения за те грехи, в которых сознаешь себя виноватым. Если ты идешь не для этого – не ходи: твое покаяние будет формальным, бесполезным.

Если ты пришел к Богу с сокрушением о конкретных грехах, то и проси прощения за них, а не пытайся растворить свое покаяние излишними рассуждениями. Ведь если мы серьезно обидели человека, но, придя к нему, вместо того чтобы сказать: «Прости меня за то-то и за то-то», начинаем громоздить невесть что, не скажет ли он в конце концов: «Слушай, друг, зачем ты пришел? Я с трудом сдерживаюсь после того, что ты сделал, а ты еще какие-то кружева плетешь. Уходи, пожалуйста». Бог нам так не скажет, но на самом деле все будет еще хуже.

Преподобный Иоанн Лествичник[12] говорит, что прежде чем встать на молитву, человек должен определенным образом подготовиться к ней и написать на хартии своего прошения правильные слова. А если он делает это не пойми как, невнимательно, рассеянно и без усердия, то его хартию порвут и бросят ему в лицо. То же самое может, образно говоря, произойти на исповеди, когда наша хартия с целым романом, на ней написанным, тоже будет порвана и брошена нам в лицо. И что самое страшное, мы можем этого даже не заметить.

Исповедь должна быть предметной, понятной священнику. Когда мы говорим: «согрешил делом, словом, помышлением» или «согрешил гордостью, гневом», абсолютно неясно, что за этим стоит. Мы лишь именуем страсти, которые живут и так или иначе проявляются в каждом человеке. На исповеди необходимо каяться в конкретных согрешениях, потому что только тогда мы сможем исправиться.

Не говоря уже о том, что за одним и тем же словом могут стоять совершенно разные вещи. Например, гнев (это, наверное, самый очевидный пример) может выражаться в крике, в вопле, в побоях, в том, что человек разнес вдребезги всю квартиру, или в том, что он просто кипел внутри и ни слова не мог сказать. Все это разные степени греха. Кроме того, если один и тот же человек раньше в гневе дрался, потом перестал драться и, разозлившись, только ругался, а постепенно отучился и ругаться и только зубами скрипит – это огромный прогресс! И если священник знает, что было раньше, и видит, что есть сейчас, то он понимает, что за этот гнев не надо ругать, а наоборот, следует сказать: «Ты молодец. Слава Богу, что так. Теперь еще перестань зубами скрипеть, а потом разберись с поводами, заставляющими тебя гневаться, пойми, что они ничтожны, и ты сможешь совсем от этого греха избавиться».

Иначе священник ничего пришедшему на исповедь сказать не может. И самому исповеднику зачастую сложно в себе разобраться: он чувствует, что как раньше его душил гнев, так и теперь душит. Только раньше он давал ему свободу и чувствовал себя полегче, а теперь он себя сдерживает и чувствует еще большую тяжесть.

Ему кажется, что от его труда толка нет – все стало не лучше, а хуже. Поэтому внятная исповедь очень важна.

Еще пример того, как непредметная исповедь может породить недоумение. Кается прихожанин: «Согрешил прелюбодеянием». Но я этого человека вижу в храме, он регулярно исповедуется и причащается, и он даже не женат, а предположить, что у него есть отношения с какой-то замужней женщиной, мне трудно. Спрашиваю: «А что вы имеете в виду?» – «Мне сон плохой приснился…» Это дает возможность разъяснить: нет, это не прелюбодеяние, это просто сон. Грех может заключаться в том, что в каких-то недолжных мечтах до отхода ко сну или по пробуждении сохранилось сочувствие к виденному, а в том, чтобы просто увидеть нечто нецеломудренное во сне, нет никакого греха. Но когда человек говорит без каких-либо разъяснений, ты никогда не поймешь, о чем именно речь. Он сказал: «Согрешил прелюбодеянием», ты ответил: «Хорошо, на год отлучен от Причастия». Конечно, это безумие и формализм с обеих сторон! Их не должно быть.

Есть вещи, которые требуют объяснения. Например, ты слышишь на исповеди: «Я избил человека». Что это? Хулиганство, за которое положено пятнадцать суток, а если нанесены тяжкие телесные повреждения, то и реальный срок. Но если человек объясняет, что он шел по улице, увидел, как кого-то бьют, вступился, завязалась драка, – это совершенно другая ситуация, правда? Или, например, человек приходит и говорит: «Я насмерть поссорился с Иван Иванычем». Что может священник сказать по этому поводу? Ничего, если исповедующийся не уточнит: «Я поссорился и не могу помириться, и чувствую, что даже не хочу». Другое дело, когда он говорит: «Я поссорился, потом мне стало стыдно, я тут же пошел, попросил прощения и примирился». Об этом нужно сказать, такие детали, объясняющие суть происшедшего, не будут лишними.