После грехопадения все переменилось для человека; все распалось и оказалось во взаимной вражде. Адам и Ева, подавленные страшными угрызениями совести, которую они попрали, разбитые духовно и физически, покидают Рай — место блаженного своего пребывания. Их сопровождают черные тучи, молнии, бури природы, которая скорбит, страждет и стенает вместе с ними (Рим. 8, 22). Изгнанники из Рая несут с собой явление смерти, которая уже укоренена в них и во всем сущем вокруг них. Отныне смерть станет «вечным источником страдания и скорби. Все нервы смерти берут свое начало в человеке, ибо он есть главная железа смерти» [[219]
].С этого момента смерть переходит в решительное наступление на человека. Разрушительница смерть поглощает и подтачивает человеческое существование и изнутри, и извне. Извне — искушениями, соблазнами, обольщениями греха, в который люди легко впадают (Евр. 12, 1). Изнутри — дурным произволением,
Премудрый Сирах в исступлении останавливается перед смертью и возглашает:
Действительно, смерть — это явление, в которое мы все всматриваемся постоянно и пристально. Это горький опыт, некое нежелательное и жестокое начало в лоне жизни. Из–за смерти жизнь — это тревога и постоянный кризис. Конечно, смерть в определенном смысле благотворна для души, ибо кладет конец ее земным скорбям; смерть освобождает душу и переносит ее на вечную родину. Тем не менее она не может не быть сильнейшим переживанием для души. Это переживание души в час телесной смерти — возможно, самое мучительное, что мы можем вообразить. Ведь душа отделяется от тела, в котором она жила долгие или пусть немногие годы, с которым переносила тяготы, с которым плакала в трудные времена или радовалась в счастливых обстоятельствах. И это разлучение не может сравниться ни с одним из треволнений в настоящей жизни. Правда, в теле бесплотной душе приходится переживать естественные испытания, вызываемые присутствием этой ее материальной оболочки. В час же смерти, в час отъединения от своего земного жилища душа переживает испытание, вызванное отсутствием ее тленного спутника. Да, душа освобождена, но разве она {стр. 88} не любила тело? Не воодушевляла ли она его в прекрасном устремлении стать и быть
И разве Бог Слово в Своем Божественном Воплощении не жил с телом? Разве Он его не любил, не почитал, не проявлял заботу о теле скорбящих, больных или голодных? Разве Он не питал Свое всесвятое тело, разве не позволял, чтобы его умащали драгоценным миром? Итак, если любил тело Сам Бог, Который