Преподобный Исаак Сирин замечает, что «человек, пока в нерадении, боится часа смертного… Когда остается кто в ведении и житии телесном», то есть пока имеет мирское сознание и живет плотской жизнью, «ужасается он смерти» [[577]
]. Нерадивый и плотской человек убоится смерти, как неразумное животное — заклания. {стр. 234} Напротив, тот, кто живет богоугодно, не боится ни будущего осуждения, ни смерти. И богоносный отец, преподобный Иоанн Лествичник, наставляет нас: «Боязнь смерти есть свойство человеческого естества происшедшее от преслушания; а трепет от памяти смертной есть признак нераскаянных согрешений» [[578]].3. Следующей причиной страха перед смертью является преувеличение ценности настоящей жизни. Настоящая жизнь есть дар Божий. Вот почему для нас естественно любить эту жизнь. Вот почему мы противимся тлению и всему, что называется смертью. Но после падения в Раю человеческий род склонен приписывать настоящей жизни ценность несравненно большую, чем подобает. Афанасий Великий отмечает, что с грехом прародителей множество страстных желаний вторглось в нашу душу и овладело ею, мы стали до такой степени наслаждаться ими, что боимся их потерять. Вследствие этого произошли в душе «и боязнь, и страх, и удовольствие, и мысли, свойственные смертному». Душа любит пустые удовольствия настоящей жизни настолько, что желает того, что ее пленит и губит. В результате душа «боится смерти и разлучения с телом» [[579]
].Грешнику, чья жизнь осквернена, говорит Исаак Сирин, «вожделенна жизнь временная». Поэтому преподобный советует плотскому человеку: «Все доброе и худое, что ни приключится с плотию, почитай за сновидение. Ибо не в смерти одной отречешься от сего, но часто и прежде смерти оставляет это тебя». И добавляет, что страх смерти гнетет и печалит человека, имеющего виновную совесть, но «кто имеет в себе доброе свидетельство, тот столько же желает смерти, как и жизни» [[580]
]. Об этом {стр. 235} говорил и Апостол Павел:4. Еще одна причина, по которой человек трепещет смерти, состоит в том, что он не боится будущего наказания грешников. «Златые уста» проповедовали с Антиохийского амвона: «Если бы обладал душами нашими страх геенны, не овладел бы нами страх смерти: как в телах, когда постигнут нас две болезни, сильнейшая обыкновенно подавляет слабейшую». И далее: «Если бы был в душе страх будущего наказания, он подавил бы всякий человеческий страх. Следовательно, если человек постоянно помышляет о геенне, он отнесется невозмутимо к любому виду смерти. Пренебрежение же это освободит его и от беспокойства, и от вечной смерти, поэтому боящегося геенны образумит охватывающий страх» [[581]
]. Если же люди по–другому относятся к этому вопросу, то они —5. Мы боимся смерти, поскольку не охватила наше сердце любовь к многожеланному Царствию Небесному.
Нас не уязвила любовь к Царствию, не воспламенило желание будущих благ, то есть мы не пренебрегли вещами настоящего мира, как блаженный Павел, почитавший все
6. Мы боимся смерти еще потому, что лишь поверхностно смотрим на вещи и не углубляемся, чтобы увидеть, что же такое, по существу, смерть. Здесь важно обратить внимание на слова священного Златоуста о том, что смерть есть не что иное, как… смена одежды! Ибо душа носит тело, как одежду. Но одежду эту мы сбрасываем через смерть лишь на время, чтобы по воскресении вновь облечься в нее с большей славой. Смерть есть «временное путешествие, сон, который дольше обыкновенного». Потому, если боишься смерти, должен бояться и сна. А если сожалеешь об умерших, сокрушайся о ядущих и пиющих. Поскольку как пища и питие — вещи естественные, так и смерть естественна для смертного человека [[585]
].