Таинство

— А, так вот оно — худшее из зол, — возразил Уилл. — Я гомосексуалист — и мне это нравится. Я безумен — и меня это устраивает. И я до глубины своей ничтожной душонки извращенец, потому что я умираю и претворяюсь в нечто новое. Ты этого еще не понял. И возможно, никогда не поймешь. Но именно это и происходит.

Хьюго смотрел на Уилла не отрываясь. Он так сжал губы, что, казалось, больше никогда не произнесет ни слова. И уж точно ни слова не скажет Уиллу. Но этого и не потребовалось, по крайней мере сейчас, потому что раздался тихий стук в дверь.

— Можно? — спросила Адель, просовывая голову в палату.

— Заходите, — разрешил Уилл и перевел взгляд на Хьюго. — Воссоединение семейства в основном закончилось.

Адель подошла к кровати и поцеловала Хьюго в щеку. Он принял поцелуй молча, не сделав ответного движения, что совсем не огорчило Адель..

«Сколько раз она его так целовала?» — подумал Уилл.

Хьюго принимал ее поцелуи как должное.

— Я принесла тебе зубную пасту, — сказала она, роясь в сумочке.

Положила тюбик на тумбочку у кровати. Уилл увидел яростный огонек в глазах отца — естественно, его поймали на склерозе: он собирался попросить то, что уже просил. Адель ни о чем таком не подозревала — Уилл видел, как она счастливо болтает в присутствии Хьюго, как рада за ним ухаживать, разглаживать простыни, подбивать подушки, хотя он не выказывал ни малейшей благодарности.

— Ну, я вас оставлю, — сказал Уилл. — Пойду покурю. Буду ждать вас в машине, Адель.

— Хорошо, — сказала она, погруженная в заботы о предмете своей любви. — Я быстро.

— Счастливо, па, — сказал Уилл.

Он не ждал и не получил ответа Хьюго снова изучал потолок остекленевшим взглядом человека, у которого на уме более важные мысли, чем о своем ребенке, которому лучше бы и не родиться.

III

Уйти из палаты было все равно что оставить поле боя. Исход стычки оставался неясен, но каким бы мучительным ни был состоявшийся разговор, он заставил Уилла облечь в слова мысль, которая не имела или почти не имела смысла до событий последних дней: Джекоб и Роза, невзирая на все их необыкновенные качества, не знают самих себя. Они не знают, кто они и что они. Те «я», которым приписывались их деяния, были вымыслом. Он начал верить, что в этом и состоит загадка их мучительных взаимоотношений со Стипом. Джекоб являлся не одним человеком, а многими. Не многими, а никем. Он порождение фантазии Уилла, точно так же, как Уилл и Господин Лис — создания Стипа. Процессы творения, возможно, были разные, но факт остается фактом. А эта мысль неизбежно порождала еще одну загадку: если в этом кружке не было никого, кто тем или иным образом не зависел бы от воли другого, то можно ли сказать о них, что они разделяемые существа, или же они — один беспокойный дух: Стип Отец, Уилл Сын, Господин Лис нечистый дух? В таком случае роль Девы Матери отводилась Розе, и это несколько кощунственное предположение вызвало у него улыбку.

Бредя по унылым коридорам к выходу, Уилл понял, что Стип с самого начала признался: он не ведает своих корней. Разве он не говорил о себе как о человеке, который не помнит родителей? А позднее, рассказывая об озарении, он создал идеальный образ собственного исчезновения: его тело терялось в водах Невы; Джекоб в волке, Джекоб в дереве, Джекоб в птице?..

Под открытым небом стало прохладно, воздух был прозрачный и чистый. Уилл закурил и стал размышлять, что делать дальше. Часть того, что говорил Хьюго, не лишена смысла. Стип теперь и в самом деле опасен, и Уилл должен быть настороже, имея с ним дело. Но он не мог поверить, что Стип просто хочет его убить. Они слишком тесно связаны, их судьбы переплелись. Это произошло не по желанию Уилла — подтверждением были собственные слова лиса. Если в странном кружке это животное было агентом Стипа (а Уилл в этом не сомневался), то оно выражало его надежды. А когда животное говорило об Уилле как о своем освободителе, то разве за этим не скрывалось пожелание Уиллу раскрыть загадку происхождения Джекоба и Розы?

Он закурил вторую сигарету, а когда закончилась и она, зажег третью — он отчаянно нуждался в никотиновой эйфории, чтобы мысли прояснились. Уилл знал, что единственный способ разрешить загадку — это поговорить со Стипом откровенно. Отправиться к нему, как он сказал Хьюго, и молиться, чтобы стремление Стипа к самопознанию перевесило его страсть к убийству. Уилл знал эту страсть, знал, как пролитая кровь обостряет чувства. Та самая рука, что держала сейчас сигарету, когда-то загоралась, сжимая нож. Радовалась злу, которое способна причинить. Он и сейчас мог представить тех птиц, как они сидели нахохлившись в развилке замерзших ветвей, как мигали глазами-бусинками…

«Они видят меня».

«А ты тоже смотри на них».

«Я смотрю».

«Обездвижь их взглядом».

«Я обездвиживаю».

«А теперь кончай дело».