Таинство

— Я тебя не преследую. Преследуют призраки. А я не призрак. Я… Кто я? Я воспоминание, превращенное Стипом в маленький миф. Животное, Которое Пожирало Людей. Вот кто я. На самом деле я не представлял интереса как дикий или садовый лис. Поэтому он дал мне голос. Поставил на задние лапы. Назвал Господином Лисом. Он создал меня так же, как создал тебя. — Это было горькое признание. — Мы оба — его дети.

— А если он тебя отпустит?

— Я тебе говорил: я стану свободным.

— Но в реальном мире тебя нет в живых уже несколько веков.

— И что? У меня при жизни рождались дети. Три помета как минимум. И у них были дети, и у их детей были дети. Я в той или иной форме все еще присутствую в мире. Кстати, тебе бы тоже стоило посеять свое семя, даже если тебе это против шерсти. Ведь у тебя есть для этого все, что нужно. — Он посмотрел на пах Уилла. — Я бы с такой штукой посеял помет особей на пять.

— Мне кажется, наш разговор подошел к концу.

— Я определенно чувствую себя гораздо лучше, — ответил лис, словно они были два враждующих соседа, между которыми состоялся сердечный разговор.

Уилл поднялся.

— Это значит, что я могу проснуться? — спросил он.

— А ты и не спишь, — ответил лис. — Ты в последние полчаса и глаз не сомкнул…

— Это не так, — ровным голосом сказал Уилл.

— Боюсь, так оно и есть. Ты открыл маленькую дырочку в своей голове в ту ночь со Стипом, и теперь туда может проникать ветер. Тот самый ветер, что дует в его голову, свистит и в твоей лачужке…

Уилл выслушал больше чем достаточно.

— Хватит! — сказал он, двигаясь к двери. — Я не позволю тебе играть со мной в интеллектуальные игры.

Поднимая передние лапы и изображая шутливую сдачу, Господин Лис отошел в сторону, а Уилл шагнул в коридор. Лис последовал за ним, когти клацали по паркету.

— Ах, Уилл, — заскулил он, — мы так хорошо беседовали…

— Я сплю.

— Нет, не спишь.

— Я сплю.

— Нет!

У нижней ступеньки Уилл развернулся.

— Хорошо, не сплю! — закричал он. — Я спятил! Я свихнулся ко всем чертям!

— Неплохо, — спокойно сказал лис. — Мы сдвинулись с мертвой точки.

— Ты хочешь, чтобы я восстал против Стипа в смирительной рубашке?

— Нет. Я просто хочу, чтобы ты избавился от части своих благоразумных предположений.

— Каких, например?

— Я хочу, чтобы ты принял мысль, что ты, Уильям Рабджонс, и я, полумифический лис, вполне можем сосуществовать и уже делаем это.

— Если я соглашусь, меня признают невменяемым.

— Ну хорошо, попробуем иначе. Ты помнишь русских матрешек?

— Не начинай с них…

— Да нет, это очень просто. Все укладывается во все…

— Боже мой… — пробормотал Уилл.

Теперь его угнетала мысль, что если это и в самом деле сон — а это сон, иначе и быть не могло, — то все, что было раньше с той минуты, как он вышел из комы, тоже было сном. Что он все еще лежал на больничной койке в Виннипеге…

Он начал дрожать.

— Что случилось? — спросил лис.

— Да заткнись ты! — крикнул Уилл и стал подниматься по лестнице.

Враг следовал за ним по пятам.

— Что-то ты бледный. Не заболел? Завари себе мятного чаю. Это успокоит желудок.

Разве он не сказал этой твари еще раз, чтоб она заткнулась? Он не был уверен. Его чувства то включались, то выключались. В какой-то момент Уилл начал падать на звезды, потом практически прополз по лестничной площадке, ввалился в туалет, где его вырвало, а лис болтал без умолку у него за спиной, говорил, что нужно поберечь себя, потому что умственное состояние Уилла оставляет желать лучшего (словно ему это было неизвестно) и он подвержен самым разным психозам.

Потом он оказался в душе, его рука, которая странным образом представлялась какой-то далекой, попыталась ухватиться за кран. Пальцы ослабли, как у младенца, потом кран внезапно повернулся, и на него хлынула ледяная вода. Слава богу, нервные окончания, в отличие от мозга, функционировали отлично. Две секунды — и он покрылся гусиной кожей, в висках застучало от холода.

Несмотря на панику (а возможно, благодаря ей), мысли сменяли друг друга с невероятной скоростью, мгновенно перенося его в те места, где он когда-то замерзал от холода. Это было, конечно, в Бальтазаре, когда он лежал раненый на льду. И в холмах над Бернт-Йарли, когда он потерялся под дождем. И на берегах Невы той зимой, когда был построен ледяной дворец…

«Постой-ка, — подумал он. — Это не мое воспоминание».

..мертвые птицы падают с небес…

«Это часть жизни Стипа, не моей».

…река, как камень, и Еропкин… несчастный обреченный Еропкин… строит свой шедевр из света и льда…

Он бешено затряс головой, прогоняя чужие воспоминания. Но они не уходили. Обездвиженный, замороженный ледяной водой, он мог только беспомощно стоять, пока противные его нутру воспоминания Стипа затопляли сознание.

VIII