Тайну хранит звезда

– И у меня к тебе масса вопросов, касающихся происшествий с моими детьми. Школьниками, – пояснила она в ответ на его вопросительный мутный взгляд. – Девочка выбросилась из окна, а ничто не предвещало. Мальчик убивает взрослого мужчину… Все! Встань немедленно и давай говорить уже!!!

Странно, но он подчинился. Легко и без обид. Взъерошил ей волосы, коротко поцеловал в щеку и, схватив за руку, увлек в гостиную. Она, когда за ним семенила, с опаской косилась в сторону дивана. А ну как швырнет ее сейчас прямо на него и…

Она же с ним не справится, а орать и звать на помощь глупо!

Но Володин на диван сел сам, а ее усадил в кресло.

– Ну, Анюта? Анюта… – Он повторил, и еще, и еще, словно пробовал ее имя на вкус, катал его языком, ласкал, облизывал. – Я так стану тебя называть, можно? Анюта… Здорово. Можно?

– Называй, – махнула она рукой, удивившись, как это ему удалось так угадать. Ей очень нравилось, когда ее так называли.

– Ну? Анютка, что ты хочешь знать?

– Во-первых, Нина! Что вам удалось установить в связи с ее гибелью? – строго свела Аня брови, как при опросе в классе. – Какие-то подробности? Свидетели? Ну, я не знаю… Записка еще эта! Почерк в записке идентифицирован?

– Ого! Ничего себе!!! – восхищенно ахнул Володин, сжал плечи и сунул ладони между коленок, будто прикрывался от нее локтями.

А может, и прикрывался, вдруг сообразила Аня и густо покраснела. Он же тискал ее, прижимался. Как неловко, боже правый! Какой конфуз!

И тут же снова затрубил Иркин гневный голос прямо в левое ухо: «Хватит придуриваться, Анька! Взрослая же баба, а краснеешь, как подросток! Мужика возбужденного ни разу не видела? Нет? Так смотри!»

– Ты, Анюта, молодец, – похвалил ее Володин и закинул ногу на ногу, хотя, по ее мнению, сидеть так ему было совершенно неудобно. – Вопросы все точные, правильные. Мне бы такого помощника.

– Ответы-то будут? – Она забарабанила пальчиками по мягкому подлокотнику кресла. – Подробности, господин Володин? Свидетели? Почерк?

– Начну с конца… – задумчиво покусал он нижнюю губу, едва угадывающуюся сквозь щетину. – Почерк идентифицирован быть не может.

– Почему? – ахнула Аня. – Потеряли? Записку потеряли?!

– Да нет. Просто написана она была печатными буквами.

– Что-о-о??? Печатными буквами, записка?! – Она вытянулась вперед, готовая прыгнуть. – Ты хочешь сказать, что Нина оставила посмертную записку, в которой обвиняла меня в своей смерти, написанную печатными буквами???

– Именно! – Он заволновался. – А что?

– А то, что она никогда… Слышишь, никогда не писала печатными буквами. Она ненавидела этот шрифт! Когда черчение было, ей чертежи ее подруга подписывала. Стенную газету оформляли – тоже Оля Кочетова на подхвате. Нет, Илья, что-то здесь не то! Не могла она… Не могла не только записку написать, но и из окна прыгнуть. А?

Он пожал плечами, глянув с грустью в ее сторону.

Что он мог сказать в ответ на ее волнение? Что тоже странного нашел предостаточно? И друзья, и соседи в один голос твердят, что Нина не производила впечатления девушки, снедаемой тайными демонами. И отец сквозь рыдания утверждал, что ничто не предвещало. И записка еще эта неубедительная. Но…

Но в ответ на это его начальник взвыл нечеловечески:

– Тебе что, заняться нечем, Володин, твою мать??? Будешь искать мотивы, почему восемнадцатилетняя деваха из окна сиганула?! Какие, к черту, мотивы, если в крови у нее обнаружен алкоголь?! Пусть и мизер, но обнаружен! Если она записку оставила, обвинив учительницу! Если позвонила ей перед тем, как из окна прыгнуть! Если ни одного, ни единого свидетеля нет того, что кто-то ей помог!!! И ты после всего этого собрался мне тут воду мутить!!! Я тебе знаешь что сделаю…

Сделать-то конкретно ничего начальник с ним не мог. Мог орать, надрываться, мог премии лишить, мог взыскание оформить и с очередным званием тормознуть. Но это же не конец света, так ведь? А концом света могло для Володина считаться то, что времени на расследование причин самоубийства неуравновешенной девушки начальник мог его лишить. Он мог не выделить ему не то что часа, минутки, секунды. Он пригвоздил бы его к рабочему стулу, пришпилил бы бумажной рутиной. И тогда Володину конец! Этого он не переносил просто. Это у него просто чесотку какую-то вызывало.

– Дело пока не закрыто, но с ним уже и так все ясно, – промямлил он.

– А как же… А как же я? – опешила Аня. – Как же мое доброе имя? Она обвинила меня, а разве нет в кодексе статьи про ответственность за доведение до самоубийства?

– Есть. – Ему было очень жаль эту милую женщину, но не сказать ей всей правды он не мог. – И тебе придется еще какое-то время пообщаться с моими коллегами.

– В смысле?! Зачем это?!

– Затем, что у них к тебе будут вопросы.

– И я должна буду на них отвечать?!

– Да.

– Под протокол?!

– Да.

– И суть этих вопросов?!

– Ну… Ты должна будешь развеять их сомнения, чтобы записку погибшей сочли необоснованной. И все.

– И все?!

Мысли заметались, сделавшись трусливыми, жалкими, мелкими. Грудь вдруг сдавило, да так сильно, что не осталось возможности дышать.