Тайны 45-го. От Арденн и Балатона до Хингана и Хиросимы

«Свою карьеру молодой аристократ начал с подавления восстания Хосе Марти на Кубе (если быть точным, он там оказывал испанцам «всего лишь» моральную поддержку как журналист. – С. К.) и карательных операций в Судане… Затем участвовал в геноциде буров. Затем, как мог, душил ирландцев, сомалийцев, родезийцев и индусов. Ныряя и выныривая из власти, он сгонял с земли голодных кенийцев, высылал тысячами английских беспризорников в трудовые австралийские колонии, бомбил беженцев в Дрездене…»

Об индусах Черчилль сказал так: «Тупая раса, спасаемая только своим размножением от судьбы, которую она заслужила», а что он имел в виду под «заслуженной судьбой» для «цветных» рас, можно понять из его заявления 1937 года: «Я не считаю, что по отношению к аборигенам Австралии была совершена несправедливость: более мудрая, более чистая раса пришла и заняла их место».

«Черчилль и его империя грабят полмиллиарда человек, уродуют завоёванные страны, убивают миллионами, вырезают цвет местных наций, а вы всё думаете, что это милый хитроватый дядька в цилиндре», – с горечью говорил в 1945 году доктор Кумар из Бомбея. И он, конечно, знал, что говорил: Индия тогда ещё была «главной жемчужиной» в короне Британской империи.

О Черчилле написано немало, однако более сжатой и талантливой его характеристики, чем у то ли бомбейского доктора Кумара, то ли у самого А. Б. Покоя, мне не попадалось. Здесь расставлены все точки над истиной: Черчилль и его круг – палачи народов.

Собственно, за варварские бомбёжки мирного населения Германии Черчилля сравнили с Чингисханом даже его собственные соотечественники – военные теоретики Лиддел Гарт и Фуллер.

Однако во всех таких характеристиках полностью отсутствует Черчилль «атомной» эпохи, так что оценку как «атомного» Черчилля, так и само́й начальной «атомной» эпохи можно дополнить…

Появление в мире атомной «бомбы» в корне изменяло проблему мира и войны, и это было осознано уже в 1945 году. Английский профессор Вудворд в своей книге «Some Political Consequences of the Atomic Bomb» («Некоторые политические аспекты атомной бомбы») писал:

«Война с применением атомных бомб, которые за 12 дней смогут разрушить 12 крупнейших городов североамериканского континента или 12 важнейших городов, оставшихся теперь в Европе, может оказаться для нас слишком большим испытанием. Человечество не исчезнет, но люди, не имея помощи и материальных средств для восстановления, вернутся назад, к чему-то вроде конца бронзового века».

Ничего не скажешь: сказано было верно! Однако отказаться от идеи войны как таковой Запад не мог даже под угрозой возврата в бронзовый (а то и в каменный!) век. А ведь отныне на войну нельзя было смотреть глазами теоретиков и практиков прошлого, теперь уже доядерного прошлого.

В своей первой фазе, в период польской и французской кампаний, только что завершившуюся Вторую мировую войну можно было рассматривать – в русле воззрений давнего немецкого теоретика Клаузевица – как «продолжение политики другими средствами».

Но после начисто сметённых войной Сталинграда и Севастополя, после тысячных пожарищ Белоруссии, Украины и Великороссии, после Гамбурга и Дрездена, после Хиросимы и Нагасаки война начинала видеться, скорее, как финальное и бесповоротное завершение какой-либо цивилизованной политики.

Верно уловивший это генерал Дж. Фуллер нервно констатировал:

«Чтобы довершить… моральный развал, появилась атомная бомба, которая почти с магической внезапностью, в несколько секунд сделала возможным всё то, о чем проповедовали Дуэ и Митчелл (апологеты тотальных «авиационных» доктрин. – С. К.) в течение многих лет. Без атомной бомбы их теория была мечтой. С ней их теория стала самой мрачной действительностью, с которой когда-либо сталкивался человек».