Тайны адептки Фрэй, или Попаданка против

Я проснулась словно от толчка. Распахнула глаза и увидела над собой темно-зеленый балдахин.

Где-то неподалеку раздался удовлетворенный вздох, и я рывком села на кровати и увидела сидящую в кресле напротив мачеху. Отчего-то большого удивления я не испытала.

Она оторвала взгляд от огонька свечи, стоящей перед ней столике, и улыбнулась:

– Люблю живой огонь. В нем есть что-то первобытное, по-настоящему живое и настоящее. – Она протянула вперед руку, будто собираясь погладить пламя, но в последний момент чуть отдернула пальцы. – Но он обжигает тех, кто не умеет им управлять. – Сделала легкий пасс рукой, и огонек свечи вытянулся вперед и обвил запястье, становясь прекрасным полыхающим браслетом. – Так и с человеческой душой. Она, как огонь, обжигает тех, кто не умеет ее взять, но становится мягкой, податливой, дарующей невероятное тем, кто знает, как подчинить себе ее пламя.

Улыбка женщины стала почти блаженной. И мне очень захотелось хоть как-то ей возразить:

– Душа становится мягкой и податливой, яркой и прекрасной, если рядом с ней такая же любящая душа, готовая не только брать, но и не меньше отдавать взамен. Те, кто только берут и подчиняют, лишь гасят ее пламя.

Мачеха рассмеялась, будто я сказала нечто смешное.

– Линни-Линни-и, ничего-то ты не понимаешь. Нет большего удовольствия, чем медленно, смакуя каждый глоток, пить чью-то душу.

Я похолодела от осознания, что все это время она и ее дочь тем и занимались, что медленно выпивали душу Тэйлин!

– Зачем вы мне это рассказываете? – прошептала, еле шевеля губами.

Такая откровенность могла значить лишь одно: я никому не смогу передать эти слова.

Женщина вздохнула, развеяла огненное заклинание и смерила меня странным нечитаемым взглядом прищуренных глаз.

– Знаешь, за страдания, которые ты причинила моей дочери, хотелось долго тебя мучить прежде, чем отобрать остатки того, что и так принадлежит только ей. Но потом я передумала. – Я невольно приподняла брови, не понимая, какие такие страдания могла причинить Лайзе. Но женщина явно была поглощена планами мести, и с каждым словом ее глаза загорались фанатичным огнем все больше. – И решила, что хватит тянуть. Лайза и так заждалась посвящения. К тому же твоя смерть послужит делу Ордена, и поверь, Маранжи это оценит! – женщина улыбнулась так предвкушающее, что у меня волоски на руках встали дыбом.

Паника подкатила к горлу, я вскочила, намереваясь попытаться сбежать, хоть что-то сделать… но вокруг меня мгновенно обвилось огненное лассо, прожигая платье и нестерпимо жаля кожу предплечий, груди и спины.

Я закричала, выгибаясь, не в силах сбросить с себя это орудие пытки. От боли в глазах потемнело, но в спасительный обморок упасть не удалось, хотя лассо вскоре исчезло. Ноги подкосились, и я рухнула на постель, всхлипывая и пытаясь вдохнуть.

– Маман? – сквозь шум в ушах услышала я голос Лайзы, вошедшей в комнату. – Это было обязательно? – как-то чересчур нервно спросила она и облизнулась, глядя на меня.

– Ничего, пусть сразу поймет, что бежать — бесполезное и очень болезненное занятие, – погладила она дочь по спине и с сочувствием произнесла: – Совсем ты издергалась. Столько голодала, бедная моя.

– Да, – к моему удивлению, Лайза захныкала, как маленькая, и пожаловалась: – То она в лазарете лежала, то слабая слишком была. А потом вообще делиться перестала. У меня уже руки дрожат без под подпитки, тошнит постоянно и заснуть не могу!

Чего? Моя душа для нее… наркотик, без которого у нее началась ломка? Я не особенно разбираюсь в этом, но все признаки у Лайзы налицо. О ее состоянии говорили и лихорадочный блеск глаз, и яркий болезненный румянец, и пересохшие губы, и небрежность в одежде и прическе.

Но подмечалось все это лишь краем сознания. Мне было слишком больно, чтобы надолго фиксировать на этом внимание. Хотелось сделать хоть что-то, чтобы стало легче!

– …Маман, стегни ее еще раз, чтобы знала, как мне сейчас плохо! – внезапно прохныкала «сестра», а я сглотнула, не представляя, как выдержу еще одно такое огненное лассо.

– Лайза, возьми себя в руки. Это на тебя совсем не похоже. Ты должна продумывать наперед, к чему приведут твои действия! Я же не могу постоянно тебя поддерживать и решать твои проблемы.

– А что тут такого? – потупилась блондинка.

– Если магистры увидят ее в таком плохом состоянии, то могут не понять. Сегодня у тебя очень важный день! Ты выпьешь свою первую душу и отдашь кровь рабыни Маранжи! И эта душа очень сильного лекаря и в какой-то мере родственницы. По крайней мере, вы прожили бок о бок почти всю жизнь. Маранжи любит такие жертвы и надолго продлит твои жизнь и молодость. А потому сегодня все обязано пройти идеально! Жертва должна все понимать и осознавать. А если хочешь получить от ее души как можно больше, то она должна испытывать именно душевные страдания, а не телесные. Магистры и так могут возмутиться, что ты слишком рано забираешь свою первую душу и вообще должна была отдать ее Маранжи. Но кто же знал, что если пить душу почти с самого детства, то может возникнуть такая зависимость! Надеюсь, после полного поглощения все прекратиться.

– В любом случае Маранжи сегодня получит не только ее кровь, но и душу другого сильного лекаря.

– Ты молодец, – похвалила и подарила ей гордую улыбку женщина. – Быстро смогла найти подходящего кандидата. Сегодня нельзя оставить Маранжи без жертвенной души.

Смотреть на этих двоих было откровенно гадко. В душе кипел гнев и обида. Разве заслужила Тэйлин такое? Разве я сама должна погибнуть из-за амбиций этих двух интриганок?! И лишь боль отрезвляла и не давала снова кинуться на них в бесполезной атаке.

Ну почему я попала в тело магички, которая еще и не магичка вовсе?! Как, по мнению высшего разума, мне нужно с ними бороться?!

– Лайза, ты принесла саван?

– Да, вот.

Я уже давно обратила внимание на перекинутую через ее руку белую ночную рубашку.

– Помоги ей переодеться.

– Сама справится, – хмыкнула блондинка и швырнула рубашку мне в лицо.

Пришлось ловить и откладывать. Мимоходом удивилась мягкости ткани. Надо же, меня решили сожрать в уютной обертке.

– Это займет слишком много времени, а у нас его нет. Расстегни ей сзади пуговицы. Сегодня тебе окажет честь своим присутствием сам Верховный магистр. Мы должны прийти заранее и провести все идеально!

– Верховный магистр?! Быть не может! – воскликнула Лайза и застыла с открытым от удивления ртом. – Ты же сама говорила, что он уже лет двадцать на таких мероприятиях не появлялся.

– Тридцать, – поправила ее мать. – Мне такой чести в свое время не оказали. Так что гордись! И не застывай с открытым ртом. Это недостойно настоящей леди.

Конечно, недостойно, зато жрать душу живого человека — пожалуйста!

– Вставай, чего расселась?! – сузила глаза девушка, стоя надо мной.

«Сейчас или никогда!» – пронеслось в голове, и я, преодолевая боль от ожогов, резко встала и со всей силы толкнула Лайзу на столик со свечой.

«Сестричка» упала очень удачно для меня — опрокинула канделябр со свечой на подол своей матери, сама навалилась на нее сбоку, и платья на обеих вспыхнули. Визг чуть не оглушил. Мать с дочерью барахтались в кресле, а я не стала дожидаться, чем все закончится, и выскочила в полутемный коридор.

Куда бежать — совершенно непонятно, в оба конца коридор тянулся одинаково нескончаемой лентой. Я решила положиться на удачу и, подхватив юбки, побежала направо. Меня подгонял первобытный страх за свою жизнь. Казалось, я летела и почти не касалась подошвами пола. Да, мне еще предстояло выбраться из этого непонятного здания, но первый, самый главный шаг к освобождению, я уже сделала! Вот он, поворот, за которым может быть выход!

Мой «полет» прекратился слишком резко — спину обожгла сильнейшая боль, и я, вскрикнув, раненой птицей плашмя упала на пол, разбивая локти и колени.

С трудом удалось немного приподняться и оглянуться. Ко мне шла разъяренная, всклокоченная, обожженная и подкопченная мачеха. Она была так зла, что без конца щелкала огненным хлыстом, оставляя на каменных стенах темные следы. За ней следом ковыляла не менее потрепанная и злая Лайза.

От вида надвигавшейся на меня парочки и мелькавшего перед ними огненного хлыста волосы на голове зашевелились и я, сама того не замечая, начала отползать. Но тут лодыжку обвила огненная плеть, и меня потащили обратно.

– А-а-а-а!

Последнее, что запомнила, была сильнейшая боль, и я ухнула в темноту беспамятства.

Привело меня в чувство похлопывание по щекам, больше похожее на пощечины.

– Давай, приходи в себя! – услышала я голос мачехи. Пришлось открывать глаза, чтобы прекратить истязание. – Вот, хорошо. Вставай. Мы и так уже опаздываем. И не переживай так: ты там будешь не одна. Сегодня инициацию в Орден проходит не только моя дочь. Я думаю, тебя ждет «приятный» сюрприз, – с нескрываемым злорадством «успокоила» она меня.

И без того частившее сердце забилось еще быстрее. Я пошевелилась — болело все тело, но боль была не сильной, как я ожидала, а скорее остаточной.

– И нужно было тебе на нее лечебный артефакт тратить?! – прошипела стоявшая неподалеку Лайза.

– Ничего, скоро мы о ней и не вспомним. Но перед Верховным ударить в грязь лицом нельзя.

Голос мачехи был на удивление холоден и спокоен. И хоть она сама выглядела бледновато в темном балахоне с широким капюшоном, но уже ничего не говорило о том, что случилось совсем недавно. Снова идеальная прическа и макияж на молодом, без единой морщинки, лице и холодный блеск в глазах. Рядом с ней стояла такая же серьезная и сосредоточенная Лайза. Но ее лихорадочный румянец никуда не делся, а глаза при взгляде на меня поблескивали.

– Вставай, пора, – даже как-то торжественно произнесла мачеха и накинула на голову капюшон.

Лайза дернула за веревку, которой были связаны мои руки, заставляя подняться, и потащила за собой.

Они уже успели нацепить на меня ту самую длинную белую рубашку с округлым вырезом. Ногам стало холодно, и я огляделась в поисках обуви, но эти две змеи и не думали о моем комфорте и здоровье. Зачем? Они ведь вот-вот мной отужинают.

Очень хотелось сделать хоть что-то, чтобы избежать уготованной мне участи, но на этот раз я могла только идти с ними.

Но я еще жива! Не знаю, как и что я буду делать, но так просто я не дамся!

Подбадривать себя таким образом удавалось, пока мы не спустились по длинной винтовой лестнице и не оказались на площадке перед большими искусно украшенными золотом и драгоценными камнями дверями. Перед ними стояли два закованных в латы воина. При виде нашей процессии они скрестили алебарды. Мачеха подошла к ним совсем близко, подняла руку, отчего та оголилась до локтя, и что-то прошептала. Тут же по ее руке зазмеился странный знак, горящий красным. Алебарды исчезли, а двери начали медленно открываться.

Я невольно затаила дыхание, не зная, чего ждать: страшного подземелья, пещеры вроде той, где сидит Хран, или чего-то рукотворного и мрачного? И растерялась, когда увидела большой ярко освещенный множеством свечей зал, больше похожий на бальный. Позолота на стенах и потолке резала глаза своим блеском. У стен стояли накрытые фуршетные столы, несколько музыкантов играли приятную мелодию. По залу прогуливались под руки и о чем-то весело переговаривались парочки, кое-где эры и эриты стояли небольшими компаниями или в одиночку. Но объединяло их одно: все они были одеты в темные балахоны с капюшонами, а верхнюю часть лица закрывала странная, будто сотканная из пепла маска. Я бросила быстрый взгляд на мачеху и Лайзу и увидела на их лицах такие же — явно магического происхождения.

При нашем появлении никто не начал оглядываться, тыкать пальцем и даже просто удивляться — все продолжили общаться как ни в чем не бывало. Разве что общий шум стал чуть сильнее.

Но самой главной деталью, которая выбивалась из обычности этого бала масок, были стальные клети странной конструкции — узкие и высокие, установленные около одной из стен. В них уже находились люди с такими же, как у меня, связанными спереди руками. И когда я поняла, кого именно там вижу, застыла на месте, не в силах сделать и шага. Лайзе пришлось сильно дернуть за веревку, чтобы стронуть меня с места и продолжить наше плавное шествие.

В душе вспыхнула надежда, что мне просто показалось, но чем ближе мы подходили, тем все меньше у меня оставалось сомнений — в клетках стояли Люц и Морис. Была и еще какая-то незнакомая конопатая девушка с перепуганными глазами. Но меня предупредили, что сегодня еще кто-то отдаст душу ненасытной Маранжи, и я подсознательно ожидала увидеть кого-то вроде этой девчонки. Но парни… Как они здесь оказались?

Лайза впихнула меня в одну из клеток, закрыла замок и позволила себе короткую злорадную улыбочку в сторону Мориса, который ее узнал даже под маской и сверлил полным ненависти взглядом.

Девушка с мачехой медленно направились к общающимся группкам, и я прошептала, стоявшему в соседней клетке Морису:

– Как вы сюда попали?!

– А ты? – горько усмехнулся он. – Нас привели сюда.

– Вам нельзя здесь быть! – в отчаянии зашептала я, заглядывая в глаза друзей.

Взгляд Мориса был мрачен, а у Люца полон тоски и обреченности.

– Тебе тоже.

– Нас всех убьют! – глядя на парней, которые успели стать мне друзьями, на меня начала накатывать паника.

Парень вздохнул, дотронулся до моих холодных пальцев — я и не заметила, как вцепилась в прутья — и посмотрел с дикой смесью жалости, сожаления, бессилия и злости.

– Мы знаем. Нас уже просветили, чтобы морально готовились расстаться с душой во славу Маранжи. – Он сжал мои пальцы сильнее. – Я до последнего надеялся, что ты здесь не появишься, но он предупредил, что ты тут обязательно будешь и… — парень явно кого-то передразнил, не скрывая горечи: – составишь нам компанию.

– Кто тебя предупредил? И почему здесь именно ты?

Вопросы были сумбурными, но откуда взяться другим, если такими были и мысли? Я уже сообразила, что Люц, скорее всего, и есть тот самый сильный лекарь, которого нашла Лайза, чтобы отдать его душу Маранжи, но кому понадобилась душа Мориса?! Есть же какая-то причина, почему его выбрали. Я вот, как мне сказали, почти сестра, с которой Лайза прожила рядом почти всю жизнь, и такие подношения Маранжи любит. Ей отдадут мою кровь, отдали бы и душу, но Лайза загнется без очередной дозы. Не понимаю только, на что они рассчитывают после моей смерти, если ей уже нечем будет постоянно подпитываться? Хотя душой Тэйлин она уже все равно никогда больше не закусит. Представляю степень разочарования «сестрички»… Интересно, почему магистр Сандар им об этом не рассказал? И где он сам?

– Сейчас сама все увидишь. Я не хочу даже имени его произносить, – скрипнув зубами, ответил Морис.

– А вы неплохо смотритесь вместе, – раздалось рядом с клетками, и я увидела… Рэйанара.

Его я бы узнала, даже если бы его лицо было закрыто не полумаской, а забралом — слишком долго Тэйлин любовалась им украдкой, подмечая мельчайшие детали.

– Ты?! – вырвалось из пересохшего горла.

– Да, мышка — улыбнулся он мне так, будто вокруг ничего такого не происходило. – Ты забавная. Мне нравилось наблюдать за твоей безответной немой влюбленностью. Потом что-то изменилось, – его глаза чуть сощурились, – я не сразу понял, что это Лайза перестала тобой кормиться, и ты немного пришла в себя, но тем интереснее было наблюдать за тобой дальше. Знаешь, меня даже немного задевало, что ты перестала смотреть на меня как раньше. Ты стала так смотреть на магистра. Это бесило. Сильно. Жаль, что твою душу выпью не я. Думаю, Маранжи бы понравилось. – Он протянул через прутья руку и попытался дотронуться до моей щеки, по которой внезапно скатилась слеза, но я так резко шарахнулась назад, что ударилась о противоположную сторону, и клеть лязгнула о пол.

Рэйнар криво усмехнулся, на миг в его глазах промелькнуло что-то живое и настоящее, но так же быстро исчезло. Как я могла не видеть этого расчётливого холодного блеска раньше?

– Ничего, ты ей отдашь душу своего лучшего друга, – с сарказмом, за которым крылась боль и злость, произнес Морис. Желваки его ходили ходуном.

– У адептов Маранжи нет друзей, – вздернул подбородок Рэйнар. – Но мне нравятся твои эмоции. Это как раз то, что нужно для ритуала. Не зря же я столько лет терпел тебя с твоими убогими представлениями о чести и достоинстве.

– Ага, растил себе, значит, скотинку на убой, гаденыш, – процедил сквозь зубы Морис, и я испугалась, что сейчас он кинется на Рэйнара, забыв, что сидит в клетке.

– Именно, – хмыкнул, гаденько улыбнувшись, парень. – И мои усилия не прошли даром. Ты станешь первоклассной жертвой. А с красоткой Миртой я зажгу вместо тебя.

Морис все-таки не выдержал и кинулся, стараясь достать гада, но ему мешали связанные на запястьях руки, и он ничего не добился. Рэйнар на это лишь презрительно усмехнулся и, окинув всех нас взглядом, удалился к стоявшему неподалеку мужчине, в котором я узнала его отца.

После ухода парня говорить не хотелось. На душе было гадко. В голове никак не умещалось, что кто-то может спокойно жить, осознавая, на что пошел ради… чего? Вечной жизни? Этим, что ли, Орден в свое время купил королей и продолжает привлекать все новых адептов? Но зачем нужна бесконечная жизнь, если плата за нее — любимые и близкие, друзья и родственники? Неужели адепты не понимают, что Маранжи не просто жрет чужие души, а медленно и со вкусом уничтожает их собственные, делая моральными уродами?

Я так сильно окунулась в невеселые мысли, что не сразу обратила внимание на незнакомую девицу. Она рассказывала конопатой девушке, сидящей в соседней клетке, как всегда использовала ее дружбу в своих целях, как делала за ее спиной гадости ее семье и настраивала ее против бедняжки, как уводила ее парней. Описание гадостей сыпалось, как из рога изобилия. Конопушка держалась недолго — разрыдалась, забилась в дальний угол и закрыла уши руками. Удовлетворенная мучительница победно отчалила, а я задумалась: зачем они это делают? Подходят, рассказывают все это, заставляют страдать…

Ведь не может это все происходить только ради собственного удовольствия. Не здесь, в зале полном людей, перед тем как убить. Или могут?

И тем не менее процесс нашего унижения продолжился.

Следующей к нам подошла Лайза. Одарила всех уничижительным взглядом и остановилась на Люце. И началось…

– Как же ты жалок, Люц. Или все же Мурзик? – она неприятно усмехнулась. – У нас так дворового кота звали. Очень он был похож на тебя — такой же тощий, лопоухий и доверчивый…

Она рассказала Люцу, как видела, что он в нее влюблен и как смеялась за спиной над ним и его убогим чувством. Как легко его было обмануть и настроить против такой дурочки — меня. Она втаптывала его в грязь методично и с чувством, как она умела. На Люца было больно смотреть. Он так ссутулился, что, казалось, стал чуть ли не вдвое ниже, но даже слова не сказал поперек.

– Хватит, Лайза, – не выдержала я. – Чего ты добиваешься? Чего вы все добиваетесь? Вы сейчас пустите нас под нож, зачем еще унижаете?! Люц, не слушай эту змею! Они все здесь ничто иное как клубок ядовитых змей, не способных ни на что, кроме как шипеть и жалить!

– О! У моей «сестрички» прорезался голос. Надо же! Столько лет я над тобой откровенно издевалась, забирала лучшее, отбирала то, что хоть немного становилось тебе дорого, и ты молчала. А тут на тебе! Решила заступиться за убогого?

– Ты сейчас это себе в плюс ставишь? Гордишься той мерзостью, которую безнаказанно творила? – Лайза хмыкнула и закатила глаза, показывая, какая я дурочка. Я покачала головой: – Мне жаль тебя. Твоя мать тебя калечит, а ты этого не замечаешь.

– Что?! – взвилась девушка. – Что ты несешь?!

– Душу она тебе калечит. Сама моральный инвалид и тебя такой же сделала.

– Дура! Это я твою душу сегодня съем! Я тебя покалечу и уничтожу!

Я смотрела на беснующуюся Лайзу и мне было… жаль её. Иррациональное чувство в сложившейся ситуации, но я смотрела, как черты ее лица исказила злоба и ненависть, и могла только жалеть Лайзу, которая не осознавала, что с ней творила собственная мать во славу какого-то там кровавого божка.

– Что ты смотришь на меня своими голубыми пуговицами?! Это я должна тебя жалеть! Я отобрала у тебя даже отца! Это меня он любит и балует, а тебя считает недалекой дурочкой, не способной даже связно говорить! Думаешь, он будет переживать, когда узнает о твоей смерти? Не будет! Потому что у него есть я! Я заняла твое место!

– Я — последняя буква в алфавите, – на автомате выдала я еще школьную дразнилку, стараясь не показать, как мне больно от ее слов.

Не за себя, а за Тэйлин. Ей так не хватало отца, хоть одной родной души, которая бы просто была рядом и поддерживала в трудные моменты.

Медальон внезапно потеплел, и я положила на него руку. Показалось, что так он пытается меня поддержать и согреть. Может, так и было. Может, именно это тепло долго не давало Тэе окончательно сдаться?

Мой жест Лайза поняла как желание закрыться от ее ранящих слов и с радостью начала ковыряться в этой ране, но я просто перестала ее слушать, сосредоточившись на тепле, которое дарила частичка драконьего сердца.

«Тэйлин…» – послышался еле слышный женский шепот в голове, и от неожиданности я выпустила амулет из рук.

К этому моменту Лайза с победным видом уже шла прочь, а я поймала на себе сочувствующие взгляды узников. Но никто ничего сказать не успел, потому что к нам уже подходила мачеха.

На ее лице змеилась предвкушающая злорадная улыбка, от которой у меня мороз побежал по коже. От этой женщины я не ждала ничего хорошего.

– Линни, – почти пропела она, – тебе идет эта клетка. Жаль, ее не примерила твоя мать. Но тогда наш Орден еще не был столь силен, мы вынуждены были обходиться без ярких декораций…

Я захлопала глазами. Моя мать? Мать Тэйлин? Вот уж о ком не ожидала сегодня услышать.

– …Что смотришь? Это я ее выпила! – и стерва заливисто рассмеялась, увидев мое вытянувшееся лицо. – Это было просто. Всего-то нужно было оказаться в день родов рядом с лучшей подругой, а потом угрожая твоей смертью добиться, чего хотела. Женщина в этот момент особенно уязвима, а я умею быть убедительной. Так что можешь не сомневаться: она умерла из-за тебя! – и снова расхохоталась. – А твой отец — осел, каких свет не видывал. Но очень удобный осел. Было так забавно смотреть, как он страдает, а потом утешать его и по крупице вытягивать любовь к умершей жене и внушать ненависть к единственной дочери. Мне понравилось. Только знаешь что… — она заговорщицки пододвинулась к моей клетке и прошептала: – как только Лайза выйдет замуж, я от него избавлюсь. Уверена, его душа понравится мне не так сильно, как душа Айлин, но будет приятно, – и снова расхохоталась, увидев ужас в моих глазах. – А знаешь что, Линни? Я ведь ее тоже так звала, – на мгновение в ее глазах мелькнуло что-то человеческое, но тут же пропало. – И тебя растила, зная, что ты предназначена моей дочери. Какой веселый получается каламбур: мы с Лайзой выпьем по Линни, – она снова расхохоталась — слишком громко, слишком напоказ, будто пьяная.

Хотя почему будто? Не знаю, сколько она уже выпила. Ее смех резко прервался. И это тоже смотрелось жутко. Она запрокинула бокал, желая выпить, но он оказался пуст. Мачеха в задумчивости покрутила его в руках и пошла в зал.

Чудовищность ее слов не давала мне проникнуться сказанным. Только поэтому я сейчас не рыдала и не билась в истерике. Я была в ужасе и искренне сочувствовала Тэйлин и ее матери. Столько перенести по вине одной интриганки, которая решила стать бессмертной за счет жизней невинных людей. И ведь их тут таких целый зал!

Как же разросся Орден. Куда смотрит Тайная канцелярия, которой меня пугали?

Внезапно дверь в очередной раз открылась, и все смолкли. В зал вошел высокий мужчина в балахоне, его лицо полностью закрывала пепельная маска. Стоило ему остановиться посреди зала, все орденцы склонились в глубоких поклонах.

Понятно. Верховный заявился. Сейчас нас будут убивать.