Коммюнике же немецкого штаба руководства войной на море, какими бы точными ни были донесения командующих в море, почти всегда обрабатывались, а то и полностью преображались пропагандистской машиной доктора Геббельса, и не столько для того, чтобы ввести в заблуждение англичан, сколько с целью обмана своего народа относительно хода войны и руководства Гитлера.
Кстати говоря, такие преувеличения немцы часто давали в своей пропаганде на Великобританию и на остальные страны мира с тем, чтобы спровоцировать адмиралтейство на заявление о потере или месте нахождения некоторых крупных кораблей, таких, например, как авианосец «Арк Ройял». В начальный период войны журналисты США и других нейтральных стран использовали такие заявления немецкой пропаганды в своих настойчивых запросах английскому министерству информации с требованием огласить данные, по поводу которых адмиралтейство хранило молчание.
Представление о том, что можно собрать по кусочкам и какие заключения можно сделать на основании коммюнике, рассказа о военных действиях или анализа пропаганды, дает меморандум, распространенный разведывательным управлением ВМС в 1942 году. Цель меморандума заключалась в том, чтобы разъяснить сотрудникам оперативного управления и управления информации адмиралтейства, как и что немцы преподносят английской разведке буквально «на тарелочке».
Так, например, простое и в высшей степени осторожное оглашение противником данных о потопленном им тоннаже судов может явиться первым признаком национальной принадлежности подводных лодок, действующих в определенном районе. Итальянцы, стремившиеся показать свое усердие по отношению к немцам за пределами Средиземного моря, не смогли удержаться от того, чтобы не объявить о своих успехах в водах Вест-Индии и у американского побережья. Это было первым и весьма ценным указанием на появление в этих районах итальянских подводных лодок. Столь же полезным было заявление немцев о том, что их подводные лодки топят суда в районе южнее Фритауна, поскольку число немецких подводных лодок, способных действовать на таком удалении от своих баз, было известно. Если две из них или более находились в Южной Атлантике, то число оставшихся, способных действовать против танкеров, следовавших в Вест-Индию и обратно, естественно, уменьшалось, и обнаруживать их было намного легче.
Обычно добивавшихся успехов командиров немецких подводных лодок, особенно во времена таких знаменитых асов, как Прин и Кречмер, при возвращении лодки в базу во Франции или в Германии встречали огромные толпы людей на пирсах с оркестром, венками, микрофонами, а иногда их даже встречал сам Дениц. Торжественная встреча записывалась на пленку и передавалась немецкими широковещательными радиостанциями в такой же шумной и выразительной форме, которую используют в наше время телевизионные комментаторы. Очень часто в такие передачи включались вопросы репортеров и ответы на них чествуемого командира и одного-двух старшин. Они, конечно, не предполагали в то время, что каждое их слово в этих передачах записывалось службой перехвата Би-Би-Си и передавалось по телетайпу в адмиралтейство, которое извлекало из них данные примерно следующего порядка:
— Длительность патрулирования лодки и время, которое она проведет в базе;
— названия потопленных торговых судов и подробности нападения на конвои, что в сочетании с другими данными разведки помогало установить маршрут лодки;
— хвастливые ответы на вопросы, позволявшие судить о способностях и чертах характера командиров, а также об общей стратегии командования немецких подводных сил.
Если бы немецкие военно-морские цензоры не допускали оглашения имен командиров, неоднократно упоминавшихся в репортажах о патрулировании подводных лодок, если бы они исключали названия потопленных лодками судов, названия районов патрулирования и даты торжественных встреч, то разведывательное управление адмиралтейства лишилось бы довольно ценного источника информации.
Нетрудно представить себе, какие вопросы особенно беспокоили министерство Геббельса, когда речь шла о пропаганде в интересах немецкого военно-морского флота — куда менее мощной организации в Берлине, чем адмиралтейство в Лондоне. «Как мы можем поддерживать высокий моральный дух наших подводников, если не говорить об их успехах публично?» «Как немецкий народ и люди во всем мире могут поверить нашим победным заявлениям, если мы не будем давать в них подтверждающих подробностей в форме названий потопленных судов и имен отличившихся командиров подводных лодок?» «Как мы можем оправдать строительство флота перед нашей партией и другими видами вооруженных сил, если не говорить об успехах флота в репортажах с фронта?» Такими аргументами, по-видимому, пользовались пропагандисты в спорах с военно-морскими властями; в Германии общественное мнение имело большое значение для политического режима, поэтому не удивительно, что немецкие пропагандисты в Берлине пользовались большими правами, чем английские в Лондоне.