К концу февраля 1940 года началась инфляция. Когда первый лорд адмиралтейства получил довольно мрачную месячную сводку, он снова настоял на том, чтобы с ней были ознакомлены только немногие. Он написал: «Я очень сожалею, что в период между 4 декабря и 30 января нам не удалось потопить ни одной немецкой подводной лодки. С этими неутешительными результатами нашей борьбы с подводными силами противника ознакомить только первого морского лорда, заместителя начальника морского штаба и меня. Уинстон Черчилль». В то время мы этого, конечно, не знали, но в феврале оценка разведывательным управлением общего количества подводных лодок противника была завышена на семь единиц: считалось, что немцы имеют пятьдесят шесть лодок (вместо фактически существовавших сорока девяти); однако в сообщении из Гааги упоминалась еще большая цифра — восемьдесят восемь единиц. Насколько бы теперь ни казалась эта цифра неправдоподобной, вычитание из нее пятидесяти шести единиц оставляло тридцать две «неучтенные» лодки. Поскольку после сводки в конце февраля были успешно атакованы и потоплены три немецкие лодки, первый морской лорд приплюсовал их и считал, что всего потоплено тридцать пять лодок.
Черчилль пошел еще дальше и заметил 17 февраля: «Приемлемая рабочая гипотеза, но я считаю, что сорок пять — ближе к истине». (Фактически к тому времени было потоплено одиннадцать лодок, а разведывательное управление считало потопленными десять единиц.)
Годфри, разумеется, был встревожен том, что такое значительное преувеличение данных останется в силе и что первый морской лорд сделал немалый вклад в миф своим же убористым почерком и зелеными чернилами. Были приняты немедленные меры по прекращению дальнейшего распространения документа с этими данными. Это была первая конфронтация начальника разведывательного управления с тем, что позднее он называл «желаемое вместо действительного на высоком уровне» (см. главу 15).
Через два месяца, 15 апреля, темные места на высоком уровне были озарены светом подлинного приказа немецкой подводной лодке на боевое патрулирование, который попал в руки англичан в результате потопления подводной лодки «U-49». Из него вытекало, что немцы располагали тогда сорока тремя подводными лодками и что двадцать две к тому времени были потоплены, в отличие от «рабочей гипотезы» первого лорда адмиралтейства, согласно которой к началу февраля было потоплено сорок пять лодок. Об этом говорили неопровержимые данные, получившие оценку «А1».
Кстати, хотя начальник разведывательного управления давно уже отказался от распространенной до войны концепции, что немцы могут вводить нас в заблуждение системой дублирования номеров подводных лодок, Черчилль вернулся к ней в своем последнем замечании, написанном им еще тогда, когда он был первым лордом адмиралтейства: «Из этого вовсе не следует, что немцы не могли присваивать номера потопленных лодок другим, действующим».
Одно дело было получить с захваченной лодки достоверную информацию о количестве построенных подводных кораблей; иной представлялась проблема получить точные данные о темпах строительства. Потребовалось значительно улучшить фотографирование с воздуха и увеличить количество самолетов разведывательной авиации, прежде чем мы смогли уточнить свои ранние предположения и весьма скудные донесения агентуры по этому вопросу. Расчеты адмиралтейства оставались преувеличенными. И действительно, как 15 июля 1940 года заметил премьер-министр Черчилль, утверждение, что немцы имели в строю от шестидесяти до шестидесяти пяти лодок, было завышенным. Теперь мы знаем, что с начала войны к этому времени немцы построили и ввели в строй только двадцать две лодки, а не тридцать восемь, как мы полагали.
Практика строгого засекречивания данных о состоянии подводных сил противника существовала до января 1941 года. Только на этом этапе войны было решено возобновить старый порядок рассылки информации об «уверенных» и «вероятных» потоплениях лодок на флот и заинтересованным управлениям и отделам береговых штабов. Таким образом, в течение четырнадцати месяцев развивавшегося наступления немецких подводных сил такие важные инстанции, как управление оперативного планирования, отделы управления действиями кораблей в море, заместители начальника морского штаба в водах метрополии и на заморских театрах, начальник управления кораблестроения и вооружения и четвертый морской лорд, обязанности которых состояли в том, чтобы строить корабли и обеспечивать их оружием и запасами для битвы за Атлантику, были официально лишены необходимой для них подробной информации. Частично эту секретную информацию они узнавали из разговоров с теми, кому она была известна, и, по существу, она привлекала к себе в таких случаях даже еще большее внимание; однако в данном случае интересным и важным, с точки зрения разведки, является сам по себе мотив, которым руководствовались политические деятели, накладывавшие вето на информацию.