Тайны археологии. Радость и проклятие великих открытий

Понадобилось некоторое время на то, чтобы зафиксировать, очистить, скрепить и вынести весь погребальный инвентарь. Только после этого приступили к вскрытию саркофага. Уже сделанные находки позволяли надеяться, что и от содержимого саркофага надо ждать приятных неожиданностей. Так и оказалось. Внутри сверкала массивная золотая четырехгранная урна с многолучевой звездой на крышке. Такая звезда известна по изображениям на македонских щитах и монетах, но находили их и в других местах, например, на бронзовом панцире из кургана № 2 у станицы Елизаветинской. Формой и расположением поясного орнамента урна воспроизводила как бы в миниатюре деревянный саркофаг из Анапы. Растительный мотив орнамента по стилю и композиции совпадал с изображениями на чертомлыкской вазе и на нагруднике из Толстой могилы. Внутри археологи обнаружили человеческие кости, окрашенные в синий цвет — остатки пурпурной ткани, в которую были завернуты. Сверху лежал золотой венец из дубовых листьев и желудей. Золотая урна оказалась самым тяжелым сокровищем, оставшимся от Древней Греции, её общий вес 10, 8 килограмма.

После того, как все находки из задней камеры были переправлены в Археологический музей Фессалоник (где их можно видеть и сейчас), встал вопрос, как проникнуть в переднюю камеру. Дверь и в этом случае нельзя было ломать все из того же опасения повредить что-либо, хотя предыдущий опыт раскопок македонских гробниц говорил за то, что в передней камере особенно рассчитывать не на что. Но осторожность никогда не мешала. Андроникос опять уподобился древним грабителям: разобрав часть стены сбоку от двери, он проник в переднее помещение.

Необычайно просторная камера оказалась буквально набита погребальной утварью. У южной стены стоял еще один саркофаг, в нем оказалась вторая урна, меньших размеров и проще украшенная, весом 8,5 килограмма. Внутри вместе с завернутыми в ткань костями оказалась женская золотая диадема. Андроникос назвал ее «самым потрясающим известным нам украшением древности». Возле дверей, выходящих «на улицу», стоял деревянный горит (колчан для стрел), покрытый золотой обкладкой. Рядом лежали кнемиды (наголенники воина), причём левый был заметно короче правого (известно, что Филипп хромал).

Горит изображал сцену из разрушения Трои. Он был сделан с той матрицы, что и горит из Карагодеуашха, и до сих пор встречался только в курганах скифских вождей на юге России. Известно, что Филипп в 339 году до Р.Х. вторгся в землю союзников-скифов, желая якобы во исполнение обета поставить в устье Истра (Дуная) статую Геракла. Но престарелый царь Атей был не настолько наивен. Началась война, и «хотя скифы превосходили македонцев и числом и храбростью, — писал Юстин, — они были побеждены хитростью». Добычей македонян стали 20 000 женщин и детей и столько же коней. Но золота и серебра македоняне не нашли и тогда только поверили, что скифы бедны. Естественно, происхождение горита из гробницы Андроникос приписал военному трофею.

Весь комплекс вещей, обнаруженных в гробнице, позволил Андроникосу утверждать, что она из разряда царских. Напрямую об этом свидельствовал круглый предмет из золота и серебра, два конца которого скреплялись специальным приспособлением (Геракловым узлом), позволявшим регулировать размер. Андроникос посчитал эту «диадему» короной царя (русские исследователи, в частности А. Манцевич, по характеру застежки определили «корону», как шейную гривну). Все обнаруженные веши в гробнице датировались между 350 и 325 годами до Р.Х., как раз тем промежутком времени, в который произошла смерть Филиппа II. Наконец, роскошь погребения, миниатюрные портреты царя и членов его семьи, кнемиды разной величины — все сходилось именно на отце Александра Македонского. Но не удовольствовавшись этим, Андроникос настоял на антропологическом исследовании останков мужчины из задней камеры и женщины — из передней. И тут все складывалось в его пользу: возраст мужчины был определен между 40 и 50 годами (Филипп погиб в 46 лет). Краниология тоже дала обнадеживающие результаты: на черепе погребенного была отмечена травма правой глазницы, а из письменных источников было известно, что за 18 лет до смерти Филиппа ранили стрелой именно в правый глаз. Что же касается женщины из передней камеры, то ей оказалось от 23 до 27 лет. «Которая это из жён Филиппа (естественно, исключая Олимпиаду) — на этот вопрос отвечать историкам, а не археологам», — подытожил Андроникос.