Тайны архива графини А.

Он явно чего-то боялся, это было видно невооруженным взглядом. И только желание получить обещанное вознаграждение не позволяло ему отказаться от этого разговора.

У меня создалось впечатление, что он пытается отделаться общими фразами, и я объяснила:

– Аким, ты, насколько я поняла, человек неглупый, и должен понимать, что мне нужна вся правда… Именно за нее я готова заплатить. Вся правда, ты меня понимаешь? Какая бы страшная она ни была. Даже если тебе запретили об этом рассказывать.

Последнюю фразу я сказала наобум, но по тому, как перекосилось после нее лицо Акима, поняла, что попала в точку и поблагодарила Господа, что он надоумил меня сюда приехать. С каждой минутой моя уверенность в том, что приехала я не напрасно, росла.

На Акима жалко было смотреть, его лицо покрылось крупными каплями пота, хотя в доме было довольно прохладно. Внутри у него явно происходила борьба…

– Ох, барыня, – наконец проговорил он плачущим козлиным фальцетом, – я человек маленький, куда уж мне…

Казалось, он сейчас разрыдается. И в эту минуту я поняла, что не уеду отсюда до тех пор, пока не вытащу из него всей правды.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Рассказ его не отличался богатством эпитетов, но события той ночи в этом и не нуждались.

Александр появился на постоялом дворе поздним вечером, почти ночью, он был сильно чем-то взволнован, и долго не ложился спать. Но, как я и ожидала, никаких признаков болезни Аким у него поначалу не заметил.

В тот вечер, кроме Александра, по роковому стечению обстоятельств на постоялом дворе больше никого не было. Все, не считая Акима, по такому случаю рано легли спать. Да и хозяин, судя по всему, уже клевал носом.

Неожиданный стук в дверь привел его в сильное замешательство. А когда вошли двое мужчин, то он не сумел разглядеть их лиц. Один из них поинтересовался, приехал ли уже Александр, и, получив утвердительный ответ, прошел к тому в комнату, попросив Акима никого к ним не пускать.

Нужно ли говорить, с каким вниманием я слушала своего собеседника, тем более что каждое слово приходилось вытаскивать из него клещами.

Второй мужчина, по мнению Акима, был, скорее всего, слугой, но, в отличие от большинства слуг, не отличался словоохотливостью, и как ни старался Аким, ему так и не удалось того разговорить.

Он отправился спать, но через пару часов его снова разбудили, потребовав еды и вина. Аким, поворчав, растолкал свою молодую жену, и та на скорую руку приготовила гостям поесть.

После этого он окончательно заснул и проснулся только утром следующего дня.

Дверь в гостевую была плотно прикрыта, и из-за нее не доносилось ни звука. Аким довольно долго не решался войти туда, боясь рассердить господ, но к полудню решил, что тут что-то неладно, и деликатно постучал в дверь.

Никто не отозвался. И Аким вошел без приглашения. Ночных гостей уже и след простыл, и он было решил, что все трое уехали, не расплатившись, но в этот момент заметил на диване Александра, который уже не подавал никаких признаков жизни.

Аким от греха подальше послал за доктором, но тот как назло уехал принимать роды в дальнюю деревню и появился на постоялом дворе уже к вечеру, замотанный и не совсем трезвый, диагностировал «смерть от горячки» и скоро уехал.

Два дня, до самого приезда полиции, тело Александра пролежало в леднике и лишь поэтому не разложилось.

Я выполнила свое обещание и щедро вознаградила рассказчика. Настолько щедро, что он не поверил своему счастью и подумал, что я ошиблась. А сообразив, что я не потребую назад этих денег, настолько растрогался, что обещал за меня молиться всю оставшуюся жизнь, называл своей благодетельницей и все норовил поцеловать руку.

Мне хотелось побыть одной, и я попросила его оставить меня в покое. Аким сразу же ушел, но скоро вернулся с какой-то бумажкой в руке.

– Простите великодушно, барыня, – умильно произнес он из-за двери. – Я это уже через неделю нашел, баба моя убиралась и подняла. Я и сохранил – не подумайте чего…

И развернул свою замусоленную бумажку.

Я не очень ласково встретила его поначалу, не понимая, что ему от меня нужно. Но когда поняла, что он принес, добавила еще пару ассигнаций вдобавок к прежней сумме.

– Вот, возьмите. Я же понимаю… Память…

И протянул мне старый медный крест, слишком знакомый мне, чтобы не узнать его с первого взгляда.

ЭТО БЫЛ НАТЕЛЬНЫЙ КРЕСТ ПАВЛА СИНИЦЫНА.

Голова у меня пошла кругом, лишь только я осознала это. – Только вы уж не выдавайте меня, – говорил в это время Аким. – Я человек маленький, долго ли меня обидеть. Потрясенная его приношением, я только кивнула ему в ответ, и, немного успокоенный, он наконец оставил меня одну.

– Так вот где, Павел Семенович, вы потеряли свой знаменитый крестик, – произнесла я вслух, и слезы снова навернулись мне на глаза.

Картины, одна страшнее другой, приходили мне в голову. Образ Павла Ивановича, еще недавно вызывавший у меня самые добрые чувства, рисовался теперь в самых зловещих тонах, и скоро приобрел совершенно демонические черты.