Тайны архива графини А.

В конце концов, отчаявшись что-либо понять, я оставила эти бесплодные попытки и без сил свалилась на кровать.

«Милая девичья светелка, – было моей последней мыслью перед сном, – никогда еще ты не была свидетельницей таких страданий…»

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Впервые в жизни я проснулась в своем поместье в отвратительном настроении. Ничто не радовало меня в это утро – ни приходившие с поклоном крестьяне, ни ломившийся под изысканными деревенскими яствами стол…

Нянюшка умудрилась выставить на него все мои любимые блюда и с отчаяньем наблюдала мое к ним равнодушие.

Я совершенно не хотела расстроить бедную старуху, но мне сегодня было не до еды.

Сразу же после завтрака я снова уединилась в своей комнате и попыталась на свежую голову разобраться с пресловутой запиской. Но опять без сколько-нибудь заметного результата.

Новости в деревне распространяются со скоростью ветра, и, узнав о моем приезде, к обеду ко мне в гости нагрянули соседи. Все это были весьма уважаемые мною милые люди, но я с трудом скрывала раздражение, и только долг гостеприимства не позволил указать им на дверь.

Разговор за столом, как и следовало ожидать, скоро перешел на тему смерти. И я отметила, что в последние месяцы ни о чем другом в моем присутствии не говорят. В первую очередь потому, что я похоронила мужа. Но и события в Синицыно, как я скоро поняла, уже не являлись тайной для моих деревенских знакомых. Я ни словом не обмолвилась о своих приключениях в Синицыно и о той роли, в которой мне пришлось там выступать в течение суток, но призналась, что знаю некоторые подробности трагедии от знакомых полицейских. Такое объяснение, учитывая профессию моего мужа, ни у кого не вызвало недоверия.

– Какое несчастье, – перекрестившись, произнесла Азалия Ивановна, обрусевшая немка, вдова нашего ближайшего соседа, пережившая не только мужа, но и своих детей и, несмотря на, мягко говоря, преклонный возраст, еще полная сил и энергии.

Ей было без малого сто лет, но она сохранила все свои крупные с желтизной зубы, очень гордилась этим обстоятельством и при всяком удобном случае демонстрировала их в чересчур широкой улыбке.

Но сегодня она почти не улыбалась. С недавних пор смерть любого человека напоминала ей о собственном возрасте и заставляла побледнеть румянец на ее морщинистых щечках.

Она большую часть жизни прожила в России, но тем не менее сохранила небольшой акцент, а отдельные слова до сих пор употребляла в совершенно неожиданном смысле, вызывая улыбки на лицах собеседников. Впрочем, свой родной язык она забыла совершенно, и лишь делала вид, что понимает меня, когда я переходила на немецкий.

– Совершенно несмышленая история, – и на этот раз рассмешила она присутствующих, скорее всего, имея в виду слово «немыслимая». – Бедный мальчик. Кому он помешал?

Мальчиком она назвала Синицына. По той причине, что называла так всех мужчин моложе шестидесяти, и это уже давно никого не удивляло.

– Без женщины тут не обошлось, – глубокомысленно заметил другой мой сосед, старинный приятель моего батюшки, в молодости служивший в гусарах и до сих пор носивший пышные усы.

Он был тезкой знаменитого Дениса Давыдова и всю жизнь старался на того походить, знал многие его стихи, в том числе и не самые скромные. И, выпив рюмку-другую, цитировал их по памяти и забористо хохотал.

– Почему вы так думаете, Денис Владимирович? – спросила я только для того, чтобы поддержать разговор.

– Не стоило бы этого говорить о покойном, но по женской части этот молодой человек был не промах, – ответил он с явным одобрением и совершенно по-гусарски провел рукой по усам.

Это высказывание явилось для меня полной неожиданностью.

Уже второй человек за последние два дня подобным образом характеризовал Павла Семеновича. При том, что ничего подобного о нем до этого я никогда не слышала.

«Что это – совпадение?» – подумала я.

– Вас послушать, Денис Владимирович, так все мужчины представляются павианами, – с иронической улыбкой произнесла четвертая участница нашего импровизированного застолья, Софья Игоревна – моя ровесница, довольно приятной внешности и неглупая, но с юности усвоившая дурную привычку обо всем говорить в ироническом смысле. Может быть, благодаря этому и оставшаяся старой девой. Мужчины просто боялись попасться ей на язычок. А в последнее время она стала курить и не вынимала пахитоски изо рта. И, на мой взгляд, потеряла большую часть своего обаяния.

С Денисом Владимировичем у них были натянутые отношения, может быть, потому что по отношению к себе Софья никакой иронии не допускала. А Денис Владимирович не упускал случая отпустить пары шуток в ее адрес и считал «синим чулком». Поэтому их разговор порой больше напоминал боевые действия.

– А по-вашему мнению, милая Сонечка, мужчины боятся женщин, как черт ладана? – прищурившись, отпарировал старик и ухмыльнулся в усы, когда в ответ на его намек та ничего не смогла сказать, а лишь презрительно фыркнула.

Подобные сцены я наблюдала каждый свой приезд. Неторопливая деревенская жизнь имеет свои незыблемые традиции и не меняется десятилетиями.