Тайны Баден-Бадена

Михаилу стало немного не по себе: он узнал манеру выражения Веры Вильде. «Еще не хватало, чтобы Анастасия подпала под ее влияние… И почему она столько говорит о какой-то заурядной девке? Неужели Григорий Осоргин ей все-таки небезразличен?»

Он задумался, как бы ему поточнее выведать, что его собеседница думает об игроке, но тут явился Петр Николаевич, и беседу пришлось отложить на потом. На прощание Назарьев пригласил Михаила нанести им визит как-нибудь вечером и прибавил, что они будут рады его видеть.

— Непременно приходите! — добавила Анастасия.

Михаил воспрянул духом. Он услышал в этих словах нечто большее, чем формальную вежливость; он понял, что ему будут рады, — точнее, Анастасия будет рада, потому что мнению остальных он не придавал никакого значения. Тут ему захотелось есть, и, так как он не мог себе позволить роскошествовать в веберовской кофейне, он отправился на рынок, где купил клубники за совершенно смешные деньги и принялся тут же поедать ее, чувствуя себя как в детстве. На второе после клубники пошли две груши. «Кофе я уже выпил, — мысленно развеселился Михаил, — так что получается полноценный обед». Он ушел с рынка, но не успел сделать и полсотни шагов, как нос к носу столкнулся с княгиней Хилковой, которая выходила из лавки с выставленными в витрине дамскими шляпками и надписью, сулящей самый что ни на есть парижский шик. Княгиня вцепилась в Михаила как клещ и излила ему досаду на то, что в Бадене нигде нельзя найти приличных шляпок.

— Я не думаю, Марья Алексеевна, что вам стоит переживать по этому поводу, — заметил Михаил учтиво и вместе с тем дерзко, — в конце концов, on voit le soleil à ses rayons[44].

Он и сам не понимал, откуда тут взялось солнце и зачем вообще надо было о нем упоминать, но княгиня решила, что ей хотят толсто польстить, и развеселилась. Она настояла, чтобы Михаил сел к ней в коляску, и принялась забрасывать его словами. Марья Алексеевна была уверена, что писатель — свой человек у Меркуловых, и жаждала узнать, насколько хватит терпения у генерала и вызовет ли он наконец Осоргина на дуэль.

— Но ведь Осоргин живет с особой, которая называет себя мадемуазель Дианой, — заметил писатель. Хилкова закудахтала от восторга.

— Разумеется, и играет роль ширмы, но кого сейчас этим обманешь? Натали шлет Осоргину записочки, ее горничную постоянно видят у него на квартире, и не зря она так настаивает на том, чтобы перебраться на отдельную виллу. В гостинице вас наблюдают десятки, а то и сотни глаз. Вилла — совсем другое дело… Кстати, вы хорошо знаете дочь Натали? Ту, которую называют мадемуазель Назарьевой? Графиня Вильде первая догадалась, кто она на самом деле. Все дело в имени — Анастасией звали мать Натали. Вера Андреевна такая женщина — ни одной детали не упустит. Жаль, что ее муж — совершенный негодяй и полное ничтожество… Впрочем, с ее приданым она вряд ли могла рассчитывать на что-то лучшее. — И княгиня Хилкова победно поглядела на своего собеседника.

Михаила всегда поражало, как радуется женщина, сказав какую-нибудь гадость о другой женщине, пусть даже своей лучшей знакомой.

— Я ничего не знаю о семье графини, — промолвил он довольно сухо. Но его собеседница приняла это как приглашение к рассказу и пустилась в подробное перечисление предков и родных Веры Андреевны. По словам княгини выходило, что Вера не могла похвастаться ничем, кроме довольно громкой фамилии, к которой принадлежала, и что ее отец слыл в обществе совершенно никчемным существом.

— Девушки из таких семей, — увлеченно продолжала княгиня, — часто выходят за le premier venu[45], и она не стала исключением. О, разумеется, она чересчур горда, чтобы говорить об этом, но что это за семья, где муж месяцами пропадает то в море, то в кругосветных путешествиях? Право, я не стала бы ее осуждать, если бы она в отсутствие мужа увлеклась кем-нибудь. — Хилкова хихикнула. — Но она, похоже, из тех женщин, которые при всем своем уме не понимают, что молодость однажды имеет свойство заканчиваться. Впрочем, строго между нами, не так уж она и умна — недавно она ужасно перепугала великую герцогиню Луизу, сказав, что ей приснилось, будто император Максимилиан убит. Герцогиня расстроилась, а Вера Андреевна добавила, что во сне она видела, будто императора расстреляли. Какая глупость — видеть такие сны. Даже не знаю, что глупее — видеть их или рассказывать о них направо и налево. Возможно, это семейное — ее отец тоже был в некоторых вопросах напрочь лишен такта. Когда один мой родственник женился в шестьдесят пять лет, Андрей Иванович пробурчал, что его будущей вдове черный очень к лицу, и оказался совершенно, совершенно не прав, потому что жена родственника умерла раньше своего мужа…

Предчувствуя, что у Хилковой припасено еще немало историй про нетактичность родных Веры Андреевны, которые его ни капли не интересовали, Михаил решил сменить тему и спросил, не знает ли княгиня немолодую даму, которую он сегодня видел в казино, и подробно ее описал.