Если же изложить стихами сказанное ученым рыцарем фон Кирхбергом выше прозой, то получится следующее:
Подобно Эрнсту фон Кирхбергу, остававшемуся на высоте — или глубине, как кому из уважаемых читателей угодно полагать, а потому скажем лучше на уровне знаний, свойственных его сословию и времени, и потому запросто допустившему восстановление римским императором I века ДО Рождества Христова Юлием Цезарем разрушенного города на побережье Балтийского моря, куда добирались разве что римские торговцы янтарем, да и то, начиная с эпохи совсем другого и правившего гораздо позже, в I веке ПОСЛЕ Рождества Христова, императора — Клавдия Нерона, (о чем сохранились достоверные письменные свидетельства), «особенно не заморачивались» и многие географы. Насколько «широкими» были их взгляды на географическое расположение Юлина, явствует из беглого обзора всего лишь нескольких старинных немецких карт.
Нюрнбергский картограф Иоганн Этцлауб на своей изданной в 1492 году (в год отплытия первой заокеанской экспедиции Христофора Колумба!) карте поместил «Юлин в Ромвеге» на открытом участке Балтийского побережья в правобережье реки Одер[24]
; он же в 1501 году разместил город Юлин в левобережье Одера, в стороне от торгового пути, соединяющего города Грейфсвальд (или, в современном произношении — Грайфсвальд), Пазевальк и Штеттин.Аугсбургский картограф Георг Эрлингер на своей карте «Расположение немецких земель…»[25]
(Бамберг, 1524–30) поместил Юлин в левобережье Одера.И только некий анонимный картограф поместил в своем изданном в 1569 году «Описании широко знаменитой Германии»[26]
оказался более близок к истине, поместив Юлин на остров Воллин (или, по-польски — Волин) в Одер-Гаффе (Одерской бухте, а по-польски — Щецинской лагуне или Щецинском заливе).Вот, собственно, и все, что следует сказать о крайне туманных свидетельствах существования Винеты. Все дошедшие до нас и распространенные не только на Балтийском побережье Германии, красивые и поэтичные сказания, вкупе со всеми их истолкованиями очарованными их красотой и поэтичностью энтузиастами, как это ни печально, не указывают нам точного пути к затонувшему, со своим несметным, но нажитым неправедно и потому не угодным в очах Господа, богатством, городу, в чьей переполненной судами гавани якобы некогда вынырнула из волн морских русалка, воскликнувшая громким и вселяющим ужас голосом, отозвавшимся не менее ужасным эхом по всем улицам оцепеневшего от страха города:
После чего с греховной Винетой случилось предсказанное некогда в «Апокалипсисе»:
«И все кормчие, и все плывущие н кораблях, и все корабельщики, и все торгующин на море стали вдали (…) И посыпали пеплом головы свои, и вопили, плача и рыдая: горе, горе тебе, город великий, драгоценностями которого обогатились все, имеющие корабли на море, ибо опустел в один час! Веселись о сем, небо и святые Апостолы и пророки: ибо совершил Бог суд ваш над ним». (Откровение святого Иоанна Богослова 18. 17, 19).
Как не жаль, но настала пора, распростившись с рассказчиками и пересказчиками страшных историй, обратиться к серьезным ученым, не побоявшимся взять на себя тяжкое бремя историков. В Средние века их называли летописцами или хронистами…
Что нам сообщают летописцы
Перейдем же теперь, уважаемый читатель, к углубленному исследованию вопроса, существовал ли на Балтийском побережье Передней Померании-Поморья когда-либо «большой, богатый торговый город», возможно, послуживший прообразом легендарной Винеты?
Отдельные известия о чем-то подобном существуют. Так, например, упомянутый нами выше епископ Римберт (родом из Фландрии) сообщает в написанном им (совместно с неким благочестивым анонимом) в 865–876 годах житии Ансгария (Анскария, Ансгара, Осгара, Оскара) — архиепископа Гамбургского и Бременского, миссионера и церковного деятеля IX века — о датских морских разбойниках-викингах, намеревавшихся разграбить шведский торговый порт Бирку («город готов», как его именует в своей хронике Адам Бременский).