Тайны белых роз

Винсент кивнул, принимая к сведению. Но все же перевернул уже окаченевшее запястье, убеждаясь лично. Вряд ли ей пришлось рассмотреть аккуратный рисунок. Разве что само его наличие.

Но нет. Это был Адам. Острые шипы подобно терну “ранили” кожу, а иссохший бутон перемазанный во все той же “крови” печально склонен. Израненная, ершистая душа. Адам любил символизм.

– И где эта несчастная, которую вы заставили рассматривать в деталях сие… непотребство? Надеюсь, не отправилась прямиком в дом призрения? – спросил Винсент, оставив руку мертвеца в покое.

Зная нынешних барышень, визжащих от ужаса из-за любой мелочи, Винсент вполне мог предвидеть подобный исход. Все же, даже его, обезглавленный труп ввел в ступор в первое мгновение. Качнув головой, вопросительно взглянул на инспектора, все еще ожидая ответа.

– Отпаивают успокоительным в соседней комнате, – фыркнул собеседник, перебирая бумаги в одном из ящиков рабочего стола музыканта.

Оставив тело несчастного, барон подступился, бросив взгляд на содержимое.

– Есть что-нибудь интересное?

– Ноты и счета.

Обронив, точно приговор, инспектор потерял к документам всяческий интерес. Приблизившись к камину, порылся кочергой в золе, чтобы выудить оттуда пальцами комочек белого сургуча. Подозвал одного из подчиненных, бросив улику в предоставленный им бумажный кулек.

Винсент едва удержался от того, чтобы закатить глаза и, лишь бросив просьбу не сжечь по случайности “ненужные” бумаги, поинтересовался, заезжал ли уже судебный медик. И получил в ответ очередную колкость. Интересующая барона персона покинула дом минут за пять до явления Файнса, не оставив конкретных фактов кроме, собственно, факта смерти, что наступила между часом и двумя пополуночи.

Сей факт ничуть не раздосадовал барона, напротив, говорить с доктором Миллером он предпочитал наедине, подальше от посторонних глаз и ушей. К тому же, Рупперт Миллер также недолюбливал Хейлера, считая твердолобым человеком недалекого ума.

– Кто-нибудь уже допрашивал несчастную? – задал Файнс очередной вопрос, прижимая платок к губам. Внезапно его бросило в жар и замутило, возможно, от тяжелого металлического запаха с омерзительными сладкими нотками, закупоренного в помещении. Его крепкий обычно желудок сегодня нещадно сдавал позиции.

– Разумеется. Она ничего не знает. Но вас же это не остановит, – цыкнул старший инспектор.

Проигнорировав выпад, барон поспешил прочь, чтобы, первым делом, распахнуть окно в узком сумрачном коридоре, сделав глоток промозглого сырого воздуха.

Услышав тихий скрип половиц под его ногами, горничная подняла заплаканные покрасневшие глаза, с долей страха посмотрев на визитера. Не иначе ее успели запугать обещаниями наказания за дачу ложных показаний или же вовсе заподозрили в убийстве.

– Здравствуйте, мисс, – как можно мягче произнес барон, проходя в комнату и устраиваясь в громоздком и безвкусном кресле напротив, удивительно, что такому вообще нашлось место в пусть и мрачном, но все же доме Адама. – Я барон Винсент Файнс, сыщик на службе Его Величества. Вы можете рассказать мне о том, когда и при каких обстоятельствах обнаружили тело?

Казалось, титул напугал девушку еще сильнее, и она сейчас окончательно замкнется, лишая надежды вытянуть из нее хоть слово. Однако та тихо всхлипнула, промокнув глаза белоснежным платочком, и снова посмотрела на сыщика:

– Конечно, милорд, – наконец выдохнула она и робко вздернула подбородок. – Мне нечего скрывать. Мистер Крейвен любил уединение, что уж тут поделать, но платил неплохие деньги за то, что мне каждое утро приходилось добираться через весь город. Я, как всегда, зашла с черного хода на кухню, чтобы приготовить завтрак. Часов в семь утра. В доме было тихо. Я подумала, мистер Крейвен работал всю ночь и теперь отсыпается, а может, курит у окна эти отвратительные вонючие сигареты, – девушка снова судорожно всхлипнула. Качнула головой, то ли осуждая музыканта за пагубное пристрастие, то ли сетуя на запах. – В таких случаях, я молча ставлю завтрак на столик у двери и удаляюсь, но сегодня…

Слезы с новой силой хлынули из глаз, и Винсент налил из пузатого хрустального графина воды, лично вложив стаканчик в холодную от волнения ладонь девушки, мягко накрыв ее пальчики своими.

– Вот, выпейте, – мягко посоветовал он.

Благодарно кивнув и сделав несколько глотков, та продолжила:

– Накануне, мистер Крейвен отлучался примерно на час, вернувшись в хорошем расположении духа, что в последнее время случалось с ним редко. Я еще подумала: наверное, он получил интересный заказ. Но мистер Крейвен не посвящал меня в свои дела, милорд, – быстро добавила она.

Впрочем, другого трудно было ожидать – прислуга, не лучший кандидат для того, чтобы изливать душу. Тем более прислуга со стороны, да и сам музыкант славился не только своим талантом, но и замкнутостью и мрачным характером. Это отпугивало окружение, являясь не только почвой для огромного количества слухов, но и причиной, по которой потомок древнего рода до сих пор оставался холост и, увы, бездетен.