В 1909 году оттуда можно было бы увидеть барона и баронессу, подающих шампанское своим гостям. Некоторые из них — немецкие офицеры, которые приехали покупать для армии лошадей. Другие — бородатые африканцы — водители фургонов, люди, которые помогали создавать замок. Там же и администратор дистрикта Мальтахёэ. Барон фон Вольф — дворянин-демократ, и если кому-то не нравятся его друзья, он никого не держит.
Под залом — винный погреб, до потолка заполненный бутылками с «Писпортером» и «Рислингом», «Бернкастлером», «Нирштайнером» и «Цельтингеном», бочками пива и ящиками шотландских виски.
Для гостей есть семь спален, в каждой из которых — камин и латунные кровати. Через двор живут слуги. Большие комнаты отделаны дубом, а барон с баронессой занимают роскошные покои в одном из углов замка. В баронском зале высотой тридцать метров пол выстлан плитами, а в остальных комнатах пол паркетный.
При строительстве замка в нем сделали современную водопроводную систему. Ее схема однако была утеряна, и нынешний управляющий замка говорил мне, что ему придется перерыть массу земли, если что-то случится с отстойником.
Одна из комнат постоянно привлекает меня. Роспись на ее потолке должна иметь какое-то значение, но оно утеряно. Это маленькая комната в башне над главным входом, странная комната со старым зеркалом. Мне говорили, что это женский туалет. На росписях изображен цеппелин, плывущий над Северным Полюсом. А снаружи над раскаленной землей висит марево.
Барон прекрасный пианист и блестящий певец. В ту ночь, когда праздновалось новоселье, он был в хорошей форме. Гости с удивлением бродили по длинным комнатам. Они заходят в «Наполеоновскую комнату», в которой висят гравюры, изображающие эпизоды карьеры Бонапарта. (Неудивительно, что неудачливый офицер артиллерии был большим поклонником Наполеона!) Они трогают руками дубовый шкаф работы 1735 года, покрытый инкрустацией, и пытаются, как и я, обнаружить потайную скважину.
С уважением останавливаются перед выполненным маслом портретом крон-принца — его личным подарком барону. Они восхищаются шпагой с золотой насечкой, рукоятка которой сделана в виде волчьей головы с глазами из рубинов. Это первое из многих развлечений для гостей в этом отдаленном замке. Это — начало легенды.
Среди гостей из Германии, побывавших в замке, была сестра Хансхайнриха Эллен. Она была домашней учительницей принцессы Хермины, которая стала второй женой кайзера Вильгельма II. Когда она оставила место фрейлины, ее родители решили, что она избаловалась, и отправили ее в Африку, чтобы проучить ее. Эллен провела в Дувисибе год и учила готтентоток вязанию — это действительно был большой контраст с ее предыдущей жизнью. После второй мировой войны она, говорят, вела жизнь обычной крестьянки в Восточной Пруссии.
В замке Шлосс-Дувисиб довольно легко перенестись в прошлое. Больше всего мне там нравится старинный буфет в столовой с вырезанным из дерева виноградом и старыми бокалами для вина. В этой комнате висят портреты отца и матери барона.
Некогда здесь были выставлены серебряные кубки, которые барон получил в награду за его восточно-прусских лошадей тракенер на выставках и скачках. Несколькими трофеями он был обязан своему ценному ирландскому жеребцу Крекерджеку, который умер на его ферме от старости, и не одним — австралийской лошади, которая родилась в море между Мельбурном и Кейптауном и получила от барона имя Нептун. Сегодня в Дувисибемного потомков этих коней, но они бегают одичавшими по отдаленным уголкам фермы. Его скаковая лошадь Хассо стоит 2 000 фунтов стерлингов.
Барон всегда любил все высшего качества. Он завозил верблюдов из Египта и Аравии, коров херефордской породы, овец-мериносов из Австралии, и в 1910 году у него у одного из первых в стране было стадо каракулевых овец — с той поры Юго-Западная Африка и стала богатеть за счет черного каракуля. В дистрикте Мальтахёэ говорят, что барон нажил бы себе огромное состояние, если бы в 1914 году не разразилась война. Доподлинно же известно, что тратил он огромные состояния.
Он спускал их на азартные игры и попойки, которые длились по несколько дней. Каждый месяц он отправлялся в поселок Мальтахёэ в повозке, запряженной шестью лошадьми, за которой двигался фургон, нагруженный бутылками. Я видел сундук, позволявший хранить напитки холодными: изысканно оформленный, перехваченный металлическими обручами, с ячейками для бутылок любого размера и отделением для льда. Мальтахёэ в те дни состоял всего лишь из резиденции администратора дистрикта, полицейского участка, почтовой конторы, магазинов и гостиницы. Путешествие от замка до Мальтахёэ было изнурительным, и барон как-то заметил: «Если моя жизнь закончится в аду, это будет не хуже, чем эта поездка».