— Я вообще считаю, что королева Жардиния уверена в его гибели, вряд ли она оставила принца в живых и где-то держит… — бард встал из-за стола и стал мерить шагами комнату по давнишней привычке, — Зачем ей это? Раз уж удалось тогда разжечь скандал, то ей выгоднее было бы довести все до конца. Я вообще не понимаю, как принца смогли застать обнимающим королеву. Я же познакомился с ним именно тогда, за месяц до этих событий, Стасий был влюблен до безумия в другую женщину.
— Пф… — Теольдий, все так же сидя на подоконнике, насмешливо сощурился, — обычная подстава… я говорил с гостями, бывшими на том балу. Маска королевы закрывала почти все лицо. А старый индюк граф Шельский до сих пор чешет затылок, пытаясь понять, как он мог увидеть то, чего не могло быть.
— Тей, ты невыносим. Будь же справедлив. Это ты почти пять лет ходил кругами вокруг руазийского двора, вынюхивая и вызнавая все подробности того бала. Ты переговорил с большим количеством людей, разыскивая нужные тебе доказательства, и имеешь в своем распоряжении детали, позволяющие взглянуть на всю картину со стороны. А люди видят лишь то, что на поверхности, — Кассий остановился напротив друга. — Но все это в прошлом и ничуть не продвигает нас в наших настоящих делах. Если принца прячет не Жардиния, если все те из его окружения, с кем ты разговаривал, не имеют к его освобождению отношения, если до сих пор нам не удалось обнаружить его в трех королевствах…
— Значит надо расширять зону поиска. Я тоже так считаю, — Теольдий наконец-то спрыгнул на пол. — Может мне поискать его в других странах?
— Нужен след. Каким способом он мог покинуть страну? Как он вообще исчез из запертой комнаты в глубине дворца? Чары? Но ты говоришь, что среди окружения Стасия не было чародеев, а при дворе их вообще очень мало, и ты проверил уже всех.
— Ну, если тут замешаны чары, то можно вообще никаких следов не найти! Вы — чародеи — большие мастера маскироваться. Если помогал сильный стихийник, то ему ничего не стоило и личину накинуть. Вышел из дворца, а там хоть по земле уезжай, хоть морем уплывай… — Тей оборвал себя на середине фразы и резко замолк, ошарашено глядя, на такого же пораженного идеей Кассия.
— Морем… — эхом откликнулся бард.
Они смотрели друг на друга несколько секунд, переваривая очевидную, но почему-то так ни разу не пришедшую никому из них в голову, мысль.
— Похоже, что скоро твое пребывание в Истене закончится, мой друг, — настроение Кассия стремительно поднималось.
— Хвала Богине! — мрачный сарказм Теольдия как рукой сняло. — Давно опротивел этот Руазий с его интригами.
— Не торопись. Сначала надо найти хоть какие-то зацепки тут в порту, а потом уже куда-то ехать, — но Касс уже не сомневался, что идея верна, — это может занять немало времени.
— Ну и пусть! — азарт охватил шатена, — засиделся я на одном месте. Моя жизнь срочно нуждается в перемене декораций.
Кассий, чуть улыбаясь, смотрел на друга — за прошедшие годы он ничуть не изменился.
Тогда, после посещения Алтаря Серых Скал в Маросте, вся их, погруженная в мрачные мысли, компания отправилась в Эдельвию, по домам. Кассий, занятый своими переживаниями, не обратил внимания на то, что никто не проявил большого интереса к его преображению. Он сам не вдавался в подробности вновь обретенной памяти, но, видимо, приехавший из столицы отец Рима рассказал о нем, и не пришлось ничего объяснять.
Теольдий распрощался с ними первый. Неугомонный нрав не могло укротить никакое несчастье, и он все-таки решил отправиться в путешествие по северному морю, пусть и в одиночестве.
Не доезжая до Вейста, Касс и герцог с сыном, у которых были дела в столице, распрощались с остальными, отправляющимися домой в Салиц. А бард переживал предстоящую встречу с отцом, не зная, что сказать князю о своем двухгодичном отсутствии.
Густавий находился в своем кабинете, когда Кассий быстрым шагом, сквозь строй шарахающихся от него придворных, встречающихся ему в коридорах, устремился к отцу. Неверием и радостью осветилось лицо князя, когда он увидел сына, как обычно в приветствии опустившегося на колено перед ним.
— Ты… — Густавий резко поднялся из-за письменного стола и сделал пару шагов навстречу барду.
— Прости, отец, я виноват… — Кассий с тревогой, жадно смотрел в его лицо, отмечая мельчайшие изменения, произошедшие за два года разлуки. Чувство вины и облегчения затопило его — лицо князя, удрученное заботами, когда сын вошел в дверь, посветлело. Блудному сыну были рады.
— Главное, что жив, — правитель поднял Кассия, чуть сжав за плечи в приветственном объятии. — Ты изменился… слишком повзрослел, для двух лет. Надеюсь, что эти годы ты провел не зря… рассказывай, — он опустился в кресло у камина, а Касс, как в детстве, присел на скамеечку у ног отца и, с трудом подбирая слова, начал говорить.