Тайны черноморских линкоров

Контр-адмирал «белого флота» Михаил Беренс (младший брат «красного адмирала» Евгения Беренса), командующий русской эскадры, ушедшей из большевистской России в Бизерту (Тунис). Там он пытался сохранить боеспособность кораблей. Категорически не общался с родным братом, тоже адмиралом, без всяких условий перешедшим на сторону большевиков, став первым Командующим Морскими силами Советской республики.

Михаил прожил дольше брата, умершего в 1928 году и торжественно погребенного на Новодевичьем кладбище. Будучи в эмиграции, бывший командир линкора «Петропавловск» (в советское время знаменитый «Марат») зарабатывал на жизнь шитьем дамских сумочек. Прах русского адмирала, умершего во Франции в январе 1943 года, погребен в Тунисе.

Не осуждай меня, Прасковья…

…Окаменела память,

Крепка сама собой.
Да будет камнем камень,
Да будет болью боль.

Александр Твардовский, 1946 г.

Под сенью подмосковных вечеров

Сейчас, пожалуй, немногие помнят, что до 1965 года 9 мая как праздник Победы не отмечался. Так, отделывались торжественными собраниями в Кремле, на одном из которых Хрущев появился в мундире с двумя звездочками на золоченом погоне. Еще в сорок третьем году ему, как члену Военного совета Сталинградского фронта, было присвоено звание генерал-лейтенанта, но щеголять в том «облекло» пришлось недолго. После освобождения Киева его снова отправили «на гражданку» и уже в должности Предсовмина Украины, затем – первого секретаря ЦК компартии республики, до конца войны заниматься восстановлением порушенной до фундаментов «батькивщины».

Сталин, тем более не раз приниженный им Никита Сергеевич (особенно за харьковскую катастрофу), не считали нужным парадно отмечать день капитуляции фашистской Германии, поскольку за девять дней до этого держава традиционно «гуляла» Первое мая, что считалось «международным праздником всех трудящихся», полагая, что этого для всеобщей радости достаточно.

В тот день на улицах и площадях страны, особенно на главной, Красной, звучали всеоглушающие громы оркестров, грозно печатали шаг армейские коробки, двигались многотысячные ликующие народные массы.

В столице «действо», естественно, носило генеральный характер. Оно проходило перед мавзолейной трибуной, с которой одинаково унылым «фетром» махало народу улыбающееся правительство. Эти порядки были заведены еще при жизни Сталина. По всем радиостанциям Советского Союза звучала вдохновляющая песня братьев Покрасс (из которых один потом сбежал в Америку), где были слова:

…Солнце майское, светлее
С неба синего свети,
Чтоб до вышки Мавзолея
Нашу радость донести.
Чтобы ярче заблистали
Наши лозунги побед,
Чтобы руку поднял Сталин,
Посылая нам привет…

Шествие почему-то называлось демонстрацией. Демонстрацией народной любви ко всему, что его окружало. Этакое звучное проявление массового ликования по отношению к стране, правительству, партии, вокруг которой требовалось еще теснее сплотиться, что, собственно, в тот замечательный весенний день показательно и происходило. Не явиться на демонстрацию считалось проявлением крайнего неуважения в целом к обществу, а значит, оценивалось плохо, со всеми последующими выводами.

Но если говорить честно, то была пора, когда во многое, предначертанное классиками марксизма-ленинизма, еще верилось. Тем более неукротимый Никита Сергеевич всем идущим за ним вообще пообещал коммунизм, причем в ближайшее время.

Чего скрывать, советские люди любили тот праздник, где ароматные прелести весны сливались в единый душевный порыв музыкой надежд, где понятие «маевка» еще отдавало победительной романтикой пролетарского товарищества, искренностью отношений друг к другу, особенно в праздничные дни, которых было мало, а выходной – только воскресенье. Во все остальное время – «ударный труд во имя обещанного коммунизма».