Тайны Далечья

Кроме того, поведали крестьяне десятнику, почему наемники головы чудищ лесных на колья насаживали да чучела страшные дни напролет мастерили. Митрофан, в Динске детство и юность проведший, голову ломал, зачем такое чудачество чужаку понадобилось, а все оказалось до смешного просто. Мертвые головы на шестах зверей диких и лютых разбойничков отпугивали: одни запах смерти чувствовали и лагерь стороной обходили, а других ужасный вид пугал, боялся лихой люд во владения к тому соваться, кто с такими чудищами справился. Что до чучел, то имелся у рыцаря интерес торговый. Это в Далечье знати дохлые чудовища были без надобности, а заморские купцы да рыцари готовы были большие деньги за подобные «сувениры» платить. На единственной телеге отвозили наемники чучела в Динск, где те пока у воеводы на складе хранились. Должен был вскоре корабль из Заморья прийти, чтобы охотничьи трофеи на чужбину отвезти.

Разузнал Митрофан довольно много, но когда к нему снова человек от Емела пожаловал, опять промолчал. Внушали наемники и их хозяин родовитый десятнику уважение. В отличие от других наемников, им в жизни виденных, своим трудом кормились чужаки и дни в заботах не только о себе, но и о людях простых проводили. А если городской глава о задумке рыцаря узнал бы, то непременно подлость совершил бы: или податью вывозимые чучела обложил, или просто отнял добычу охотничью да сам втихаря ее в Заморье и продал бы.

Опять недовольным уехал посланник, а десятника напоследок за леность отчитал. Неприятно было парню даже подумать, какой разговор по возвращении с заставы у него с Емелом состоится, зато совесть не мучила. Молчала голова вторая, та самая, что о долге старом напоминала; видимо, не давали ей две другие рта раскрыть да язык змеиный высунуть.

Шли дни, отстроили мужики на земле рыцаря избу и в ней сами жить стали. К удивлению Митрофана, не заставлял более рыцарь холопов работой мужицкой, тяжкой да неблагодарной заниматься, а стал их ратному делу обучать. С раннего утра до позднего вечера упражнялись мужики с боевыми мечами, стреляли из лука да через яму, водой наполненную, по бревенчатому настилу бегали. Стояли чучела деревянные все в зазубринах, а мишени в дырках от наконечников стрел. Вскоре новички уже без присмотра наемников упражняться начали, а бабы, отложив поварешки, тоже за оружие взялись. Доверял рыцарь слугам своим и никогда их плетью не наказывал. Ходил он на охоту уже не один, а в сопровождении подручных. Холопы же в тренировках дни проводили, а по вечерам трупы чудищ потрошили. Да и выглядели они уже по-другому, не как крестьяне иль прислуга дворовая, а как вольный наемный люд. Росло постепенно поселение на землях рыцарских: появились новые избы, народу заметно прибавилось, да и свежесрубленный амбар от припасов и прочего добра, мечом заработанного, уже ломился. Дивился десятник, странно ему было, как без воевод и бояр припеваючи можно жить. Ждал Митрофан, что вот-вот наступит момент, когда распадется отряд, рыцарем собранный: иль не поделят чего и, волю почуяв, разбредутся; иль чудовища в лесах переведутся, и общине этой странной не на что жить будет.

Возможно, и дождался б десятник черного дня; черного, потому что уже давно Митрофан симпатией и к рыцарю, и к его людям проникся; да только судьба иначе распорядилась, ход событий повернула и неизбежное ускорила.

* * *

Перестал к Митрофану человечек от Емела приезжать: видать, отчаялся городской глава от должника сведения важные получить да и решил иной путь найти воеводе досадить, а заодно и рыцаря извести. На руку такой поворот событий десятнику был, не втягивали его больше в игрища грязные и шпионить не заставляли. Легко служба пошла, и Митрофан даже не заметил, как настала пора его десятку с заставы в Динск возвращаться. Отслужили дружинники честно положенный срок, можно было и в городе чуть-чуть отдохнуть, перед тем как их на другую службу направят. Отпраздновали воители последнюю ночь боевого дежурства, по чарочке позволил им Митрофан опрокинуть, да и сам выпить с солдатами не побрезговал. Посидели немного ратники возле костра и отправились спать, радуясь, что поутру по телегам рассядутся да и отправятся в город за жалованьем и жизнью веселой.

Сладок и безмятежен сон десятника был, а вот пробуждение тревожным оказалось. Прервали забытье звон колокола и громкие крики. Открыл Митрофан глаза, из окна выглянул, а ночью светло как днем. Полыхало над заставой зарево пожарища, дружинники в кольчугах, на голое тело одетых, взад-вперед бегали: кто с оружием в руках, а кто ведра с водой таскал. Напали ночью на заставу кочевники, в темноте ко рву подобрались, а как часовые их с вышек приметили, огненные стрелы пустили да частокол подожгли. Суматоха продлилась недолго, быстро отошли ото сна ратники, а командир их, воитель опытный, тут же стал распоряжения дельные отдавать и паники не допустил. Однако за это время враги уже через ров переправились, лестницы за собой перетащили и на стену полезли.