Тайны, догадки, прозрения<br />(Из истории физиологии)

Так с этими проволочками и увезли больную в палату. Теперь она надолго «прикована» к ним, а они — к ней. Со временем поле деятельности электродов будет расти вширь и глубь, что очень важно, когда начнутся собственно исследования — диагностические манипуляции для определения, какую клетку или какую группу клеток надо убить, чтобы вернуть человеку хотя бы часть утраченного здоровья.

Между собой врачи называют этот метод «семь раз отмерь — один отрежь».

Через несколько дней, когда больная достаточно окрепла после утомительной шестнадцатичасовой операции, начались исследования — вторая часть намеченного плана. Каждым электродом, как эхолотом, нащупывали подкорковые ядра, изо дня в день записывая снятые с них биоэлектрические импульсы. Пока не разыскали ячейку, которую надлежит уничтожить.

Разыскали? Ну, это надо еще уточнить — произвести «разведку боем». Мозг — не просто набор неких соединений, среди которых легко разыскать и перерезать нужный проводник. В мозгу имеется столько соединений, столько клеток, ядер, структур, что нет возможности предвидеть исход даже тончайшего хирургического вмешательства. Поэтому — разведки и еще раз разведки, долгие и упорные, чтобы к минимуму свести возможные ошибки.

Сначала по электродам посылают короткие электрические импульсы, когда они попадают в нужный — заподозренный — участок, дрожание конечностей усиливается. Значит, адрес установлен точно, значит можно сделать первую пробу: пустить электрический ток по одному из электродов и дрожание исчезнет. Не беда, если все-таки произошла ошибка: ток настолько слаб, что никакого вреда не приносит. Ток пустят по другому электроду или по третьему — ищут, пока не найдут.

И тогда совершается главное: электрическим током убивают очаг, ответственный за гиперкинез.

Через несколько месяцев после операции я видела эту больную. Она пришла на долечивание в другую больницу, бывшую базой Института экспериментальной медицины, куда перешла на работу Бехтерева со многими коллегами.

Слегка волоча правую ногу в комнату вошла молодая женщина, положила на стол ученическую тетрадку, уверенно протянула руку и крепко пожала мою. И радостно улыбнулась. Я понимающе ответила; было ясно, что крепость рукопожатия относится вовсе не к моей особе — просто ей хотелось показать, как хорошо она владеет правой рукой, которая до операции была неуправляема и бессильна в своем непрерывном и изнурительном движении. Из рассказов врачей я знала, что до болезни Мария Игнатьевна была учительницей математики, к моменту, когда ее на носилках привезли в Ленинград, полностью утратила многие психические способности: не могла отличить круг от квадрата, назвать собственный адрес, путала правую и левую стороны, не умела написать ни одной буквы…

Я взяла тетрадку, лежавшую на столе. Мария Игнатьевна все так же радостно улыбалась. Было отчего! Многое рассказывала эта невзрачная тетрадь — история воскрешения человека. Было видно, как на первых порах мучительно восстанавливался почерк, как, начав с изображения палочек карандашом, бывшая больная перешла на писание чернилами. Последние странички — предмет гордости учительницы — были исписаны хорошим разборчивым почерком. Теперь она собиралась начать занятия по арифметике…

А ведь первая операция была далеко не совершенной. Немудрено: она была только началом. Несовершенство прежде всего сказывалось в длительности — шестнадцать часов выматывают не только врачей и сестер, они тяжелы и для больного. Самое досадное, что время-то уходило не на саму операцию, а на расчеты: их делали «вручную», прежними «человеческими» способами. Правда, вскоре и их усовершенствовали, и когда я в тот свой приезд присутствовала на другой операции, больную увезли в палату уже только через 9 часов. Много быстрее, но ведь — все равно очень долго! Множества подобных больных ждут своей очереди, чтобы попасть в «ведомство» Бехтеревой, а «пропускная способность» мала; долго думали, чем тут можно помочь — придумали, наконец…

Я присутствовала на совещании отдела, когда инженер В. В. Усов предложил использовать для расчетов электронно-вычислительную машину. Предложение — гениальное по своей простоте, однако никто до Усова не подумал о нем, ни у нас, ни за рубежом. Тогда, правда, и сами ЭВМ были внове, и заполучить их было непросто, и устанавливать надо было с умом и удобством, и программирование продумать; еще надо было врачам овладеть второй специальностью.

Они и это одолели — у меня всегда было впечатление, что для Натальи Петровны и всего ее коллектива не существует неодолимых препятствий…

Сразу на несколько часов ускорились операции, и пациенты больше не просили: «Потерпите, доктор!».

Мне повезло — я видела одно из чудес, которые случаются во время хирургических вмешательств с помощью вживленных электродов. Я помню руки Орловой, когда ожидали окончания математических расчетов — крепкие, требующие работы руки, поникшие от вынужденного безделья.