И уже совсем недавно, поблизости с Танаисом, археологи нашли в старом кургане клад, который, как показали исследования, на двадцать тысяч лет старше самого города. Не за два века, а за целых двести веков до рождения Танаиса человек, живший в этой степи, отправил письмо в грядущее! Знал ли, ведал он, что прочесть его будет суждено далеким потомкам, которые не только перестанут бояться темных сил природы, но и пошлют своих полпредов в космическое пространство.
Человеку древности доставляли много забот поиски кремня — сырья для изготовления оружия. Охотники-кроманьонцы, жившие в низовьях Дона, тоже искали этот кремень в долинах Миуса и Тузлова. Именно здесь археологи и обнаружили древние мастерские, в которых с желваков кремня скалывались пластины и отщепы. На охотничьих стойбищах эти своеобразные «заготовки» обрабатывались, превращаясь в ножи, резцы, пилки, наконечники копий.
Орудия эти были зарыты глубоко в землю. Вряд ли охотник, заполучивший такое ценное для него сырье, стал бы прятать его от друзей.
Вероятнее всего, он встретился с «чужеземцами» и, предвидя опасность, укрыл пластины в пещере, а потом не смог их найти, если не сложил голову в кровавой схватке.
Об этом поведало нам «письмо», попавшее в руки археологов.
Рассказ о сокровищах лукоморья будет далеко не полным, если я не скажу об ископаемых южных слонах — предшественниках мамонтов. В одном только ростовском карьере собраны останки более двухсот пятидесяти этих животных-гигантов, обитавших задолго до появления человека на земле. Правда, как правило, находили лишь разрозненные кости — челюсти, зубы. Полных же скелетов на Дону не было найдено ни разу (да и всего-то на юге страны нашли лишь три).
Но четвертый скелет все-таки был обнаружен в низовьях Дона. Нашел его старожил лукоморья Гаврила Петрович Игнатов — в высоком обрыве, подмытом паводком. Когда палеонтологи начали раскопки, обнаружили рядом со скелетом взрослого слона еще один — молодого.
Южные слоны не были редкостью в придонских и приазовских степях миллион лет назад. Жили они в густых пойменных лесах, порядком оскудевших за многие тысячелетия. Судя по найденным останкам, такой слон достигал четырех с половиной метров высоты. Это куда солиднее нынешних индийских и африканских слонов. Но хищниками южные слоны не были. Массивные резцы-бивни лишь помогали исполину прокладывать себе дорогу в придонских джунглях. Питались они зеленью и листвой.
Между прочим, в одном из залов краеведческого музея в Ростове вы можете увидеть череп этого ископаемого великана.
Книга седого лукоморья — удивительная книга, и перелистать все ее страницы — задача, непосильная для любого из нас. Но даже те немногие страницы, которые удается одолеть, — неповторимы. Наверное, потому, что каждая строчка на любой странице приносит радость открытия, делает тебя богаче.
Это то, что именуют открытием мира.
А первая страница в книге все-таки была прочитана Пушкиным.
Поэт увидел лукоморье-легенду. Но лукоморье-быль не уступит волшебной сказке.
На реке быстрой на Каяле…
Лучше пасть в бою, чем быть в полоне,
Сядем, братья, на коней на борзых
Да посмотрим синего мы Дону...
Милая, родная донецкая степь... Я видел Кавказ и Карпаты, дунайскую равнину и волжский Плес, отроги Урала и ишимскую степь, Золотые пески Болгарии и озерный край Моравии, но ничего не встретил ближе и дороже, чем эти неоглядные, изрезанные косыми балками, вздыбленные крутыми холмами, вроде бы и совсем неприглядные места, где родился и рос. Уезжая за тридевять земель от родных мест, я всегда вспоминал степное разнотравье с пряным ароматом чебреца (его не спутаешь ни с чем другим на свете) и скупые краски этой степи, линявшие вместе с капризами не очень-то уютного для тех, кому степь вновину, климата.
Помню, однажды видел я эту степь в грозу, рвавшую в клочья низкое и темное небо, буйно гулявшую над Сокольими горами. В сущности, это вовсе и не горы, а куцая гряда холмов, протянувшихся в междуречье Донца и Быстрой. А в народе все-таки их зовут горами — для степи они и впрямь сойдут за великанов.
В краю этом грозы не редкость, но та, что мне запомнилась, не походила на другие. Было мгновение, когда вместе с ослепительной вспышкой молнии, с грозовыми раскатами, невзначай пригрезилось давнее, читанное про Сокольи горы в старых-престарых книгах: жестокая сеча Игоря Святославича с половецким ханом. Наверное, и тогда вот так же сверкала страшная молния в этой степи, и зарницы вырывали из темноты окрашенный кровью дикий ковыль да горький типчак. И, наверное, когда утихла стихия, сеча была уже позади, а луна, пробившись сквозь тучи, озарила бледные, полные сурового величия лица погибших витязей да орлов-стервятников, что бились за добычу.