Тайны Древнего Лика

— Нет, не так, — не согласился Доусон. — Этого своего слона я, пожалуй, в целом представляю, только он совершенно расплывчатый. Не могу притронуться ни к хвосту, ни к ноге — вижу его издалека. Понимаю, что сам себе противоречу, но тут все так запутано… Но в общем… Какая-то схема есть… Думаю, что есть… Только не спешите звонить в ассоциацию психиатров.

— Я мог бы сделать это гораздо раньше, — заметил Батлер. — Теперь уже поздно. Вы меня заразили, и я вам верю. Давайте, выкладывайте дальше.

— А дальше пойдет даже не фантастика, а фантасмагория какая-то, — медленно, будто сомневаясь в собственных словах, произнес Доусон. — Видите ли, мистер Батлер, я в конце концов убедился, что весь этот поток… эта трансляция… весь этот ворох образов, мыслей… — Он сделал паузу и, понизив голос, закончил: — Идет с Марса. С планеты Марс.

Алекс Батлер невольно дернулся и ногой зацепил столик.

— С чего вы взяли, что именно с Марса? — глухо спросил он.

— Мне показывали вас… там, на Марсе. Вас, эту женщину, Флоренс Рок… Инженера… Пилота… Я видел ваш модуль — «консервную банку»… Золотые плитки… Через вас, как бы вашими глазами. — Доусон несколько виновато усмехнулся. — Вынужден был нарушить собственное табу и залезть в ваши головы, чтобы уяснить, что к чему… Они ведь неспроста мне показывали, они же чего-то добивались… А потом — как отрезало.

— Они — это кто?

Доусон осторожно пожал плечами, словно боялся, что это движение может причинить ему боль:

— Даже и не знаю, как сказать… Те, кто на Марсе. Кто-то на Марсе. Или — что-то…

Батлер высвободился из кожаных объятий кресла и, переместившись на самый край сиденья, подался к Доусону:

— А можно подробнее? Более конкретно? Кто? Что?

— Попробую. Хотя насколько верны мои представления, судить не берусь.

То, о чем поведал далее Доусон, действительно казалось фантастикой, но фантастикой, кажется, не являлось. Потому что сидящий напротив Батлера мужчина с самым обычным, ничем непримечательным лицом процитировал то, что сказал ареолог Алекс Батлер нанотехнологу Флоренс Рок, когда они вдвоем ехали на вездеходе к кидонийскому Сфинксу. «Как-то раз по Марсу шел — и дракона я нашел»… Или же Доусон только что выудил эти давно забытые им, Алексом Батлером, слова из его же, Алекса Батлера головы? Ведь даже если человек забывает что-то, это забытое никуда не исчезает из его памяти — просто оседает на дне и затягивается илом…

Из сбивчивого, довольно косноязычного последующего монолога Доусона все-таки постепенно вырисовалась некая картина. Точнее, фрагменты картины, смахивающей на творения абстракционистов или каких-нибудь приверженцев дадаизма.

И вот какая в итоге получилась муть, подобная то ли поделкам Голливуда, то ли фантастическим романам.

Некие сущности, которые находятся на Марсе, внутри кидонийского Сфинкса, каким-то образом смогли войти в контакт с обладающим некоторыми нестандартными способностями землянином Полом Доусоном, установить этакую пси-связь. Цель контакта — если она была — оставалась непонятной. Они не являли свой облик — опять же, если у них был какой-то определенный облик — внутреннему взору реципиента, Доусон просто как бы ощущал их присутствие внутри Сфинкса. И то ли внушили ему, то ли он сам пришел к убеждению, что сущности эти — не живые и не мертвые в человеческом понимании, они — какая-то особая форма бытия. Не механизмы, не животные, не гуманоиды, не какие-нибудь мыслящие медузы. Нечто иное, чему нет аналогий среди понятий, заложенных в мышлении homo sapiens.

Эти сущности (Доусон, не придумав ничего более оригинального, называл их просто «марсианами») были как бы тенями, слабыми отражениями, отзвуком шагов каких-то еще более иных, если возможно такое определение. Во всяком случае, так представлялось Доусону. Этих «еще-более-иных» на Марсе уже не было, а «марсиане» — были.

— Прислуга, — неуверенно сказал Доусон. — Мне почему-то представляется домашняя прислуга. Убрать, помыть, сходить за чипсами… Что-то в этом роде…

Прислуга осталась в одиночестве в покинутом хозяевами доме. Хозяева ушли — и дом постепенно приходил в упадок. Прислуга толком не знала, как работают всякие домовые устройства и что вообще происходит в разных его частях — так кофемолка ведать не ведает о том, что творится в ванной, так садовник понятия не имеет о разбившейся в спальне вазе. Что-то удавалось поддерживать в нормальном состоянии, что-то — нет. Прислуга бродила по опустевшим комнатам, пыталась воспроизводить действия хозяев — и кое-что у нее получалось. Дом продолжал жить, хотя нынешнее его существование было всего лишь слабым подобием прежнего великолепия…