Тайны древних руин

Уже отчетливо слышались шаги кованых сапог. Шаги были не одного человека, а по меньшей мере двух. Появились пляшущие тени выступающих скальных глыб. Когда свет усилился, во мне появилось какое-то смешанное чувство крайнего напряжения и восхищения. Напряжение было естественным следствием длительного ожидания, которое вот-вот должно закончиться опасной схваткой с врагом. А восхищение? Раньше я никогда не видел подобной картины. Потолок пещеры, казалось, был украшен люстрами из драгоценных камней. Мигающий свет переливался в диковинных наростах, вспыхивал ослепительными искрами, гас, снова загорался, как загораются капли росы в лучах восходящего солнца. Всего лишь на один миг мелькнула мысль, что все это сказочное богатство когда-то было спрятано в подземелье крымским ханом Менгли Гиреем, что сейчас выйдут из таинственных глубин одалиски и будут пытаться обворожить нас своими восточными песнями и игрой на лютнях. «Наваждение какое-то!» — встряхнул я себя и приготовился к броску. Теперь мощный пучок света бил прямо в противоположный угол. Вот-вот покажется человек, идущий с фонарем.

— Вперед! — тихо скомандовал политрук.

Мы одним прыжком бросились наперерез идущим и загородили им дорогу. Наш бросок был настолько неожиданным, что из рук шедшего впереди человека вывалился фонарь. Сам человек как бы споткнулся, упал на колени и поднял вверх руки. Другой быстро повернулся назад и бросился бежать. Никакие окрики и предупреждения не могли его остановить. Преследовать было не только бесполезно, но и опасно.

— Бить по ногам! — приказал политрук и первый выстрелил в убегавшего человека. Посыпались с потолка камни. Грянуло еще два выстрела. Человек споткнулся, упал и забился в судорогах.

— Нагорный, со мной! Остальным охранять задержанного! — подал новую команду политрук.

Мы побежали, освещая перед собою дорогу. Картина, которую я увидел на месте, потрясла меня. Из бедра раненого хлестала кровь, заливая одежду и разбросанные вокруг камни. Видно было, что вначале человек пытался зажать рану рукой, но потом, слабея, забился в конвульсиях и впал в беспамятство.

— Не повезло нам, — огорченно заметил политрук. — В ногу-то попасть попали, да, к несчастью, пробили и крупный сосуд. Затяни ремнем потуже ногу выше раны и тащи его наверх. Может, удастся спасти.

Я снял с раненого ремень и стянул им окровавленное бедро. Кровотечение остановилось.

— Помочь?

— Да тут одному нечего делать.

Браться за окровавленную одежду раненого неприятно. Но делать было нечего. Я взял ослабевшее тело на руки и направился к развилке. Всю дорогу меня не покидало чувство тошноты.

Лученок и Сугако, как выяснилось, уже успели провести дознание. Задержанный оказался местным жителем из ближайшего поселка и назвался Ахметом Хабибулиным. Это был тщедушный, уже пожилой человек, с заискивающим выражением лица. На покатом его лбу складки, казалось, перекатывались вниз и волной наплывали на веки. От этого глаза делались узкими, открытыми лишь наполовину.

— Хабибулин, говоришь? — спросил политрук.

— Хабибулин, Хабибулин, началнык.

— Кроме вас двоих, есть ли там еще кто-нибудь?

— Нэт, началнык.

— Где первый раз вышли в эфир?

— С бэрэг морэ, с бэрэг морэ, началнык, — скороговоркой ответил Хабибулин.

— Долго же вы нам голову морочили, Хабибулин. Наконец-то поймались. Ну да ладно. Разберемся.

Когда выбрались наверх, раненый, не приходя в сознание, скончался. Политрук не стал расспрашивать Хабибулина больше ни о чем, а сразу же начал звонить по телефону в штаб дивизиона. Через полчаса к окраине Балаклавы подошли две автомашины, которые увезли Хабибулина, убитого и захваченную радиостанцию.

Павел Петрович снял фуражку, вытер носовым платком вспотевший лоб и сказал:

— Возвращайтесь на свой пост. Мы немного разберемся и тогда обязательно поговорим обо всех ваших геройских делах. Краснофлотца Лученка прошу подняться на пост, взять с собою Хрусталеву и проводить ее домой. А мы с вами, товарищ старшина второй статьи, должны сейчас пойти к Анне Алексеевне и поблагодарить за помощь, которую оказала нам ее дочь.

Уже занималась утренняя заря. Хотя в эту пору на улицах Балаклавы еще никого не было, мы решили идти в обход ее окраины. Анна Алексеевна, оказалось, не спала. Она всю ночь простояла у своего виноградника и все высматривала, не появится ли ее Маринка. Увидев меня с политруком, она глухо простонала и, ухватившись за ближайшую подпорку виноградной лозы, начала медленно сползать на землю.

— Помоги! — крикнул политрук. Но я и без этого напоминания быстро подбежал к женщине, поднял ее и сказал:

— Дорогая Анна Алексеевна, жива и здорова наша Маринка. Сейчас она будет здесь.

Минуту Анна Алексеевна молча смотрела на меня, словно все еще никак не могла понять смысла сказанных слов, а потом обвила меня руками, положила голову на грудь и судорожно забилась в тихом плаче.

— Да все хорошо. Ну... Анна Алексеевна, — пытался я успокоить ее.

Подошел политрук, а вскоре на склоне горы показались Маринка и Лученок.

— Посмотрите, вот и Маринка.

Анна Алексеевна бросилась навстречу своей дочери. Побежала и Маринка.