Тайны древних руин

Беспокойство вызывает Звягинцев. И вовсе не потому, что когда-то он оскорбил меня, а затем провоцировал на драку, и даже не потому, что в последнее время был заодно с моим обидчиком Демидченко. Больше всего Семен беспокоит меня тем, что стал замкнутым. Раньше бывало вспылит, поднимет крик, а теперь все делает молча. Если кто-нибудь и отпустит шутку по его адресу, он все равно промолчит. Лишь глаза в темных орбитах сверкнут недобрым блеском да тут же и погаснут. Раньше бывало Музыченко устраивал с ним словесные турниры, а теперь и он избегал вступать с ним в разговоры. Семен не пререкается, выполняет все приказания, не делая при этом никаких замечаний. Кажется, этому надо бы только радоваться. Меняется человек в лучшую сторону. А меня как раз именно это и беспокоит. Замкнулся и неизвестно, что у него на душе. Я уже пытался поговорить с ним по душам, но лучше бы и не начинал этого разговора. «Хватит! — зло ответил он. — Досыта уже наговорились. Ничего, придет еще время, кровью будете харкать». Поставить бы его тогда по стойке «смирно» и спросить: «Как вы смеете так разговаривать с командиром!» Но нельзя. Я сам начал этот разговор в неофициальной обстановке, надеясь на взаимопонимание. Но понимания с его стороны я не встретил и откровенной беседы не получилось. Только и смог ему сказать: «Зря ты, Семен, так». — «Ничего не зря! — и Звягинцев вложил в свой ответ всю злобу. — С вами иначе нельзя». Советовался я и с Лученком, просил его поговорить с Семеном. «А ты сам прабавав?» — «Пробовал да лучше бы и не начинал. Озлоблен он дико». — «Гэта дрэнна, — согласился Михась. — Паспрабую тады я». Через несколько дней Лученок сказал мне: «Я думав, што ты перабольшваеш. Аказалась, не. Я таксама атрымав ад варот паварот. И ты разумеет, якую линию взяв сцярвец? Што належыць па уставу, — гаворыць, — я все раблю. А в душу пускаць усякага неабавязкова». По-человечески жаль Звягинцева. Но что поделаешь? Остается только одно— держаться объективно.

Наконец полностью закончена расчистка траншеи. Танчук привез из штаба маскировочные сетки с лоскутками материи под цвет неприметных камней. Сетку закрепили с помощью металлических прутьев над траншеей и площадкой перед входом в радиорубку.

— Вот теперь попробуй обнаружить нас! — восторженно заметил Лев Яковлевич.

— Да кому ты нужен со своей рыбачьей сеткой, — презрительно сказал Звягинцев. — Что малые дети, радуются всякой чепухе.

— Ты, Семен, или дурак, или паскудный человек.

— Зато вы все умные и благородные.

— Жалеешь, небось, что твоего единомышленника Демидченко турнули отсюда?

— Жалею, — откровенно признался Звягинцев. — И еще жалею, что Васька не упек кое-кого в трибунал.

— Нет, не такой уж ты дурак, Сеня. Просто паскуда.

Под вечер снова была объявлена «готовность один». Никто не ложился спать. Все находились в полной боевой готовности. Уже и полночь, а сигнал «отбой» или хотя бы «готовность два» так и не поступал. Часа в два ночи была принята новая радиограмма: «Всем занять боевые посты. Усилить воздушное наблюдение. Быть готовыми к уничтожению возможного десанта врага».

Дело принимает серьезный оборот. Мы рассредоточились по траншее и стали ждать, напрягая слух.

— Со стороны моря слышу звук моторов! — крикнул Танчук. Ну и острый же слух у Льва Яковлевича.

— Передать в штаб дивизиона донесение, — приказал я Лученку. — Со стороны моря слышен звук моторов!

— Есть передать в штаб дивизиона донесение: со стороны моря слышен звук моторов!

Я машинально посмотрел на часы. Было три часа десять минут. Небо ясное. Над западным горизонтом ровно, не мерцая сияла самая яркая звезда. Это не звезда, а планета Венера. С севера на юг тянулся Млечный Путь. Если посмотреть в бинокль, то кажется, что это не дымчатое растянутое облако, а россыпь переливающихся самоцветов. Почти надо мной, в зените, сверкает созвездие Кассиопея. Не верилось, что такую красоту, предрассветную тишину может что-либо потревожить. А где же луна? Луны в эту ночь не было. И, словно восполняя недостающий ее свет, в небе вспыхнули яркие лучи прожекторов. Все они наклонили свои щупальцы в море, откуда все явственнее слышался звук многих моторов. Как огромные исполинские маятники, лучи прожекторов колебались над нами, скрещивались между собою и вновь расходились. Вдруг один из них замер, уцепившись в яркую точку. Через несколько секунд светящуюся точку пересек еще один луч. Образовались гигантские световые ножницы, бранши которых были скреплены между собою ярким шурупом. Рядом со светящейся точкой начали появляться белые облачка разрывов зенитных снарядов. Самолет в лучах, сопровождаемый все новыми и новыми облачками разрывов, шел по направлению к Севастополю. Над нами уже жужжали падающие осколки разорвавшихся зенитных снарядов. В лучах прожекторов появился еще один, а затем и третий самолеты, которые шли тем же курсом, что и первый. И не стало звезд. Небо заволокло облаками.