Тайны древних русов

Мы как-то привыкли к этому титулу «царь» для племенных вождей Средиземноморья — он встречается сплошь и рядом не только в детских переложениях мифов, но и во всех без исключения научных и научно-популярных изданиях. Мы употребляем его легко и бездумно, несмотря на то что «цари», зачастую, владели войском в пятнадцать — двадцать челядинов и клочком земли в две-три квадратные стадии.

Как читатель догадался, мы делаем небольшое отступление. Но оно необходимо, потому что мы обязаны научиться смотреть на вещи и события трезво. «Взгляд со стороны» и «любование отдаленным» вплоть до обожествления и уж, как минимум, до «оцарствления» всегда играют не на руку исследователю. И мы очень многое поймем, если задумаемся: почему безоговорочно признаются монархами и самодержцами племенные «царьки» в одних местах и почему ну никак не признают царями властителей других мест? О ком речь? О русских князьях, почти каждого из которых можно было бы сравнить по влиянию и могуществу с римским императором или византийским базилевсом, но которые не удостаивались даже звания царя. Лишь с Ивана Грозного якобы пошло «царство» на Руси. А до него?

Разумеется, мы сейчас говорим не о полноте власти и не о классических определениях, под которые, кстати, греческие «царьки» никак не подпадали. А о значимости и об оценке! Святослав! Владимир! Ярослав! И те, кто был до них, и те, кто пришел на смену, ничуть не уступали европейским монархам, а по большей части и превосходили их по всем параметрам. Да что там названные! Практически любой из удельных князей периода раздробленности превосходил и по мощи, и по количеству земли, и по численности населения признанных «царей» и «королей», которые не всегда могли состязаться даже с боярами этого князя, и все же: «князь»! Правда, на Руси существовали свои титулы, и их носители не считали себя обиженными, но опять-таки оценка в нашем восприятии: «царь Одиссей хитроумный» и какой-то там, скажем, князь тверской или рязанский. Первое звучит и порождает гордость. Второе — так себе, подумаешь — князек. Хотя у этого «князька» в одной какой-нибудь деревеньке, о которой он и сам мог не подозревать, разместилось бы все «царство Одиссея», «царство Агамемнона» да в придачу бы и парочка соседних.

К чему все это говорится? А к тому, что за словами мы должны видеть их содержание. Видеть совершенно четко! Ибо одно дело — читать мифы, предания как беллетристические произведения, восхищаясь, соболезнуя героям, сопереживая, превознося и т. д., и совсем иное — представлять этих героев реальными людьми, не впадая в поэтические восторги и понимая, кто перед тобой, что происходит, где происходит, как и на каком уровне. И еще — необходимо научиться по мере сил и возможностей отделять чисто мифологические персонажи от персонажей вполне реальных, исторических, но вместе с тем видеть и часто встречающееся совмещение тех и других в каком-то герое или группе героев. Сложная задача. Но посильная.

Многое слилось в мифе о Беллерофонте — «воинственном» и «непорочном». Чего стоит хотя бы история о попытке совращения юного героя сластолюбивой женой повелителя ахеян Прета и о всех последующих испытаниях, выпавших на долю юноши, отвергнувшего любовь «Антии младой»! В ней явно проглядывают корни знакомого нам библейского сюжета об Иосифе Прекрасном и о жене начальника охраны фараона Потифара. Правда, в Египте существовала в свое время сходная сказка о двух братьях. Может, и она легла в основу средиземноморского предания, может, было наоборот. Достаточно точно известно лишь, что в Ветхий Завет сюжет попал либо из Египта, либо из Эгеиды через Малую Азию, во всяком случае со стороны, как и подавляющее большинство прочих сюжетов этого кладезя народной мудрости древнего мира. Нам и это не столь важно. Мы не будем распыляться, сосредоточим свое внимание на основном.

Ни в одном из достоверных источников мы не найдем подлинного имени нашего «воинственного» героя. Все поименованы: и Сизиф, и Прет, и Главк, и Антия, и трое сыновей Беллерофонта. Но лишь сам герой вечно скрывается под эпитетом, ибо «Беллерофонтос» — это скалькированное греками словообразование «Беллероубийца».

Заметим сразу же, что в более поздних вариациях греческие мифологи и сказители, по всей видимости, пытаясь обосновать прозвище, вводят в повествование некоего «коринфлянина», которого якобы герой убивает еще до начала своих подвигов и приключений. Причем «коринфлянину» дается явно искусственное имя — Гиппоной. Но мы не будем касаться поздних напластований, чтобы не вносить излишней неразберихи. Нам следует брать пример с кропотливой работы реставратора икон, который слой за слоем смывает наносное, ненужное, добираясь до первоосновы.