Тайны древних русов

Сколько было индоевропейцев, хотя бы ориентировочно? Даже порядка мы не сможем назвать! Все сокрыто пеленою веков и тысячелетий. Но не только время тут виновато. Дело в том, что с этим вопросом столкнулись на заре индоевропеистики. Исследователи, задавшиеся им, тут же приходили к выводу, что без антропологических данных определить это число невозможно. А для того, чтобы выявить антропологический тип индоевропейца, надо найти его прародину. Кольцо замыкалось. Путем долгих сопоставлений и накапливания статистики в местах наиболее плотного расселения индоевропейских народов, изучения останков, найденных там, сравнения с основными европейскими расами, живущими ныне, удалось прояснить лишь одно: никакого особого индоевропейского антропологиче-ского типа не существовало. Его можно было выделить, сравнивая с соседними крупными расами, например, передне-азиатской, эфиопской, лапоноидной. Но вычленить его из рас европейских не было возможности. Легенда о какой-то особой пранации рассыпалась на мельчайшие кусочки, не оставив надежды какому-либо одному из современных народов, а точнее, группе изыскателей, представляющих этот народ, на приоритетность своего племени, своей нации по части непосредственного наследования. За исключением одного народа…

По всей видимости, древние индоевропейцы были уже тогда, в V–IV тысячелетиях до н. э., народом смешанным, состоявшим из представителей многих европейских, а может быть, и не только европейских этносов. И единым стержнем, вокруг которого складывалась новая по тем временам общность, служили, наверное, не только лишь кровнородственные отношения, но в первую очередь язык, культура. Не вызывает сомнений и тот факт, что смешанность первичная, если ее так можно назвать, по мере расселения перекрывалась и смешанностью вторичной, происходившей от вливания в общность иных этносов. Вот такая способность к ассимиляции и ассимилированию и явилась, пожалуй, самой характерной чертой, присущей индоевропейцам. Эта способность сослужила им добрую службу, так как в отличие от замкнутых, закрытых этносов, рано или поздно обреченных на вымирание, они были необыкновенно жизнестойки и обладали социальным противоядием против любых катаклизмов. Этой способности, надо думать, в немалой мере обязаны нынешние представители самой большой в мире языковой семьи. И что особо важно для нас, взявшихся за данное исследование, именно эта черта, именно это свойство помогут понять очень многое в европейской истории последних пяти — семи тысяч лет. Есть над чем задуматься: ведь срок немалый, и пробил себе путь через толщу тысячелетий, сохранил себя в какой-то мере не отдельный этнос, зародившийся в то далекое время, — нет, таковые давно исчезли с лица земли, а пробился к нам, в современность, если можно так выразиться, человеческий сплав. Сплав, обожженный в горниле времени.

Что еще можно узнать по интересующей нас проблеме? Существует, например, такая теория: у индоевропейцев было две прародины — первичная и вторичная. На первой они зародились как предэтнос, как начальная форма языковой и человеческой общности. Затем судьба помотала их по белу свету, и, уже осев на новой родине, второй, соединившись с ее аборигенами в какой-то степени, они и выработали из себя окончательно то, что мы имеем в виду под понятием «индоевропейцы». Интересная теория, исключать ее из рассмотрения нельзя. Тем более что и логика нам подсказывает — действительно, мест, на которых оседала в разные периоды та или иная культурная общность, могло быть и два, и более, пример тому — Великое переселение народов полуторатысячелетней давности, да и многие другие события мировой истории. И это вполне обосновано — этнос, утративший свою экологическую и историческую «нишу», поднимается с насиженных мест и перебирается на новые. Начинается новый виток его развития, иногда более удачный и мощный.

Но и здесь не будем замыкаться в рамках схемы, ибо явление переходов, смен «прародин» надо, вероятно, рассматривать лишь в совокупности с прочими не менее значимыми и сложными явлениями в жизни как этого этноса или общности, так и окружающих его соседей, да и всей системы в целом — мы знаем, что в многосложных, непростых по части взаимодействия системах начинают действовать свои законы, которые никак нельзя сбрасывать со счетов. То есть, хотим мы того или не хотим, но опять будем вынуждены сказать четко — нет схематизму!