Тайны древних русов

Но, несмотря на это, параллельно велись исследования и другой проблемы: как расселялись индоевропейцы? Времена излишне самоуверенных германских учёных, объявивших свою землю пупом Вселенной, из которого распространились цивилизаторы-культуртрегеры во все края земли, давно прошли. Позабылись басни о воинственных пратевтонах, которые под названием археологической культуры «боевых топоров» несли якобы праславянским народам силовыми методами цивилизацию. Оказалось, что вполне подлинная культура эта к «тевтонам» отношения не имела, а многие считают даже, что и распространялась она в обратном направлении. Но кое-что и германские историки, археологи, лингвисты сделали для решения проблемы, несмотря на явный националистический подход. И в частности, они смогли найти в себе силы для того, чтобы признать-таки существование праславян в те времена, на что никак не могут решиться наши составители учебников. Иными словами, теория германского культуртрегерства за минувшие десятилетия не оправдала себя.

Да, времена романтизма прошли! Канули в небытие и романтические теории «арийских завоеваний». Они выглядели слишком уж красиво — армады завоевателей, вооружённых до зубов и сплочённых не только необычайной дисциплиной, но и каким-то невероятным для тех времён национальным духом, — выражаясь языком Л. Н. Гумилёва, некие неистовые суперпассионарии, — огнём и мечом покоряли одну неведомую и экзотическую страну за другой, везде устанавливали свой жесткий, но справедливый порядок, попутно приобщая аборигенов к культуре. Сплошная романтика подвига и свершений! Всё это лучшим образом подходило для романов и кинофильмов, щекотало нервы восторженным мечтателям, но не имело к жизни никакого отношения. Жизнь была значительно проще. Никакой романтики, никаких сантиментов! Лишь восемнадцатый век и начало девятнадцатого влили в неё струю романтического жанра, докатившуюся до века двадцатого и отхлынувшую под напором практицизма.

Не было никаких воинственных бестий. Это установлено достаточно точно. А были скотоводы-кочевники, переселявшиеся с места на место если и не черепашьими темпами, то во всяком случае и не со скоростью воинских порядков или же кочевников-тюрков средневековья с их стремительными набегами. Вот эти самые скотоводы, разводившие коров, быков, свиней, а также, что крайне важно, лошадей, переходили с пастбища на пастбище семьями, родами, племенами, удаляясь от какого-то центра в разные стороны. Безусловно, и у них были столкновения с местным населением тех краёв, что они осваивали. Всё было: и стычки, и сражения, и затяжные усобицы. Но не было одного — планомерного и целенаправленного завоевания земель с целью подчинения проживающих на них племён, народов. Потому-то и дошли до нас из древнейшей праиндоевропейской терминологии не названия оружия, а слова, обозначавшие упряжь, скот, растительность пастбищ и окрестностей, названия рыб, вылавливаемых в реках, зверей, живущих в лесах. Переселение это занимало очень длительные отрезки времени, за которые успевали изменяться до неузнаваемости языки и менялся внешний облик людей — последнее из-за смешения с аборигенами.

Существует, правда, ещё одна теория о распространении индоевропейских языков не путём расселения самих носителей, а путём передачи языков и диалектов от соседа к соседу, то есть в результате мирной конвергенции, вливания в соседствующие народы отдельных носителей. Безусловно, и такой способ передачи существовал. И его мы не вправе исключать. Но здесь нам надо вспомнить о вреде схематизма и о том, что не бывает «или так, или никак!». Можно с огромной долей уверенности говорить: языки распространялись всеми существующими способами, а тот, кто вольно или невольно настаивает лишь на «единственно правильной» своей теории, просто вводит нас в заблуждение. Ведь довольно-таки трудно предположить, чтобы язык сам по себе, без носителя, распространился от, скажем, Балкан до Индостанского полуострова — вероятность подобного «самостоятельного путешествия» ничтожно мала. Конечно, индоевропейцы передвигались. Здесь нет и предмета для спора. Другое дело — все ли они двигались, может, кое-кто и остался на месте, по крайней мере, не слишком удалился от этого места? Запомним сей момент в наших рассуждениях, к нему ещё не раз придётся возвращаться. Как, впрочем, и ко многим другим ключевым положениям, заложенным во вступлении.