Тайны двора государева

– Где схоронила? Ну, говори! – Хитро сощурил глаз. – Отпущу тогда тебя на все четыре стороны, поверь, вот тебе истинный крест. – Он перекрестился.

В ответ – молчание. Рассвирепел окончательно Иоанн Васильевич:

– Перси ее отрежьте!

Малюта Скуратов, ухмыляясь в бороду, вытащил из-за пояса кривой турецкий нож, оттянул за сосок грудь и нарочито медленно – дабы мучение продлить! – отрезал. Затем деловито принялся за другую…

Так Наталью замучили до смерти.

Да и сенных девок не пощадили, над всеми опричники надругались.

Однако царь покидал хоромы виночерпия посрамленным: «сосуд скудельный» превозмог его жестокость.

Эпилог

В те дни к князю Воротынскому из дальней деревеньки приехал его племянник – Борис Ромодановский, юноша красоты необычайной и сердца отважного. Презрев опасность, они приказали своим людям собрать останки Корягина. Виночерпия похоронили рядом с его замечательной супругой в приделах церкви Владимирской Божией Матери, освященной еще в 1397 году, в Сретенском монастыре.

Ромодановский, знавший с детских лет Наталью и тайно влюбленный в нее, обнаружил серьги. Они были смертной хваткой зажаты… в ладони Натальи. С благословения священника, отпевавшего покойную, их там и оставили.

Слава о молодой мученице прокатилась по всей земле Русской.

Многие приходили поклониться праху ее, и у могилы нередко случались чудеса исцеления. Могилка Натальи сохранялась еще во времена Карамзина.

Что касается Бориса Ромодановского и князя Воротынского, то они задумали проказу небывалую, отчаянную. Но об этом – следующий рассказ.

Чужой в гареме

Как бы властелины ни лютовали, как ни заливали бы Русь кровью невинных жертв, всегда найдутся отчаянные люди, презирающие страх. Одна из таких историй случилась в эпоху Иоанна Васильевича Грозного.

Ожидание

Солнце, розовато освещая край неба, ушло за горизонт. С реки Неглинной пахло тиной и сыростью. Князь Воротынский, могучий старик, много испытавший на своем бурном веку, тяжело ступая по мягким коврам, расхаживал по обширным своим хоромам. То и дело он подходил к узкому оконцу, с нетерпением поглядывая на дорогу.

Но вот загремели цепями, злобно заворчали псы. Слуга, карауливший гостя, спешно приоткрыл ворота. Во двор въехал всадник. Воротынский облегченно перекрестился на древние образа. Легкий на ногу, в хоромы влетел юноша лет девятнадцати. Он был необычайно красив. Пухлые, почти девичьи губы, крупные сияющие глаза, длинные, спадающие на плечи льняные волосы – все в нем дышало порывом и отвагой.

– Что, дядюшка, у тебя стряслось? Надо же, прислал ко мне в рязанскую деревушку своего слугу да приказал срочно к тебе скакать!

– Эх, дорогой племянник Ромодановский, князь Борис, житье мое сделалось самым скорбным. Ребра наши ломают, кнутьем мучают – и все это без вины. Соньку Воронцову помнишь, каприза которой ради государь виночерпия Корягина и супругу его Наталью перевел? С этой блудницей вавилонской еще прежде у меня по вдовецкому моему положению амурный грех был. Два года почти с той поры минуло. А тут вдруг объявилась, тайком из царицына терема отлучилась, требует: отдай, дескать, мне все драгоценности твоей покойной супруги да отпиши деревеньку. А то, мол, скажу государю, как ты, лежа со мной в спальне, его «собакой» лаял. И пужает: «Я про тебя подруге теремной сказала. Коли убьешь меня, она о тебе государю покажет». И точно покажет, если не откуплюсь. А потом, как пить дать, будет вновь стращать, с меня тянуть.

– Так беги, дядюшка, из Москвы! Затаись хоть в моей вотчине.

– А добро мое пропадай? А две дочери мои должны по гроб жизни в болотах прятаться? Нет, удумал я иное. Помню я, как ты, князь Борис, на святках девкой рядился, и даже никто не умел тебя отличить. Сделай милость, нарядись опять, а я тебя в царицын терем определю, который есть дьяволово капище и государя гарем постыдный. Сам потешишься да мне пользу сделаешь, век не забуду. Ax, заговорился я, давай к столу сядем, винца пригубим да потолкуем.

Смелый план

Выпили водки. По обычаю, для начала хлебцем заели, а уж потом за остальное взялись. Воротынский свою линию гнет:

– Ты, князь Борис, в женском наряде – истинная девица! Я у дочерей взял необходимое. – Он встал, подошел к сундуку, поднял тяжелую, обитую серебряной полосой крышку. – Гляди, башмачки красные, золотом расшитые, ноговицы сафьяновые. А вот опашень – загляденье! Перламутровые пуговки сверху донизу – одна к другой.

– И что дальше?

– Да вызнаешь, с кем она дружится, кто у Соньки подруга ближняя. А я уж остальное сам сделаю. Мой грех будет, не твой.

– А коли государь меня на ложе потянет?

– Вас, девок, много таких! – Рассмеялся. – Прежде чем до тебя, племянничек дорогой, очередь дойдет, ты все выведаешь и сбежишь. Меня спросят? Скажу: не знаю, не ведаю, куда девица та делась.

Князь Борис, зарумянившись от выпитого, куражно произнес: