Вдруг рявкнул:
— Малюта! Басманов! Отройте Василису. Коли жива, доставьте сюда. Пусть посидит на собственных поминках. — Хрипло рассмеялся: — Еще потешусь с ней, покойницей, а уж потом — в монастырь ее, блудню окаянную.
Прихватив двух стражников, копавших могилу, соратники государя поспешили к могиле.
Вскоре они приплелись обратно во дворец — на ватных ногах, словно побитые собаки. Басманов и Малюта повалились в ноги государю:
— В гробу Василисы нет. Вознеслась, должно быть…
— Куда вознеслась? — Государь вытаращил глаза, словно мерзким сфинктером, пожевал губами.
— На небеси! Домовина пустая…
— Ах, псы поганые! — Иоанн Васильевич стал ногами пинать сподвижников. Заорал: — Кто ведал о секретной могиле? Стражники? Сюда изменников!
Через несколько минут, заливая ковры трапезной кровью, в предсмертных муках корчились оба стражника:
— Не виноваты мы, государь-милостивец.
Сумрачно нахмурившись, Иоанн Васильевич расхаживал по трапезной. Тихим зловещим голосом произнес:
— Кто еще про могилу знал? Никто? Стало быть, виноват один из вас — или ты, Скуратов, или ты, Басманов! Обоих жизни лишу, скорпиев ядовитых, — не ошибусь! — И государь воздел любимое орудие убийства — посох. Его серебряный наконечник уже был обагрен кровью.
Басманов увернулся, подполз, обнял сафьяновые государевы сапожки:
— Вспомнил, еще отец Никита отпевал… и на могилке служил…
Самодержец опустил посох, задумался: «А что, Никита мог! Читает много, на меня, гордоус, зрит без страха!» Рявкнул:
— Никиту ко мне! И обыщите слободу, погоню на дорогах устройте.
Басманов добавил:
— У Федора, кладбищенского попа, обыскать следует! Они ведь дружки завзятые. А Никита сейчас на службе в Троицком соборе.
— Скуратов — к отцу Федору, все перерой у него! А ты, Басманов, доставь сюда Никиту. Да смотри, чтоб не сбежал, шкуру с тебя спущу!
— У меня небось не убегет, — хвастливо бросил Басманов.
Он выскочил во двор. Метель ударила ему в лицо.
Клад
До Троицкого собора — рукой подать. Басманов прибежал туда как раз тогда, когда служба закончилась и последние прихожане спускались с паперти. Возле левого придела Никита о чем-то шептался с тщедушным отцом Федором.
— Вот вы мне, отцы святые, и нужны, — насмешливо сказал Басманов. — Тебя, Никита, приказал государь к нему доставить. А ты, Федор, надобен другу моему Малюте Скуратову. Он как раз к тебе домой собирается, жилы из тебя, фарисея лукавого, вытянет.
Обмер отец Федор, смертельно побледнел. Никита ободрил, подмигнул:
— Беги домой, встречай гостя важного, на питье отважного!
Басманов хмыкнул:
— Кто у нас обедает, тот и наши проделки ведает!
Никита быстро наклонился к уху отца Федора, что-то отрывисто сказал. Басманов злобно прикрикнул:
— Эй, по углам не жмитесь, царю во всем повинитесь! Давай, Никита, облачайся в тулуп да пошли во дворец.
— Скажи государю, что сей миг приду!
Басманов ощерился:
— Уж нет, во дворец купно пойдем! А то ищи тебя потом, как ветра в поле.
Тем временем отец Федор стремглав понесся домой. Прохожие удивленно открывали рот:
— Ба, царские рысаки отца Федора не достанут. Куда он, на пожар?
Никита, тем временем набрасывая тулуп поверх парчовой ризы, изображал на лице радость:
— У меня, друже, нынешнее утро удачливое. Такой случай… боюсь говорить, вдруг проболтаешься кому.
— Чего вякаешь — случай? Об чем это?
— Побожись, что никому не обмолвишься!
— Крест, что ль, целовать? Сказал: никому не проболтаюсь. Ну?
— Мой сарайчик знаешь, где коня ставлю? Достался по наследству от покойного отца Гермогена. Завел сегодня конька, — а он у меня умный, что дьяк думный! — ржет и копытом в землю бьет. Наклонился я, сенцо разгреб — словно блестит что-то. Лопатой копнул, а там — серебряный укропник. Достал его, крышечку открыл — полно золотых монет — толстые, тяжелые, по-грецки написано на них. Во как!
— Куда, отец Никита, чужой клад дел? Поделиться следует со мной.
— Так и быть, пяток монет дам, только вот вернемся от государя…
— После государя тебе ни злато, ни серебро уже не понадобится, — захохотал Басманов. — Одна только панихида потребуется… Царицы, во гроб положенной, нет! Двух стражников, что землю копали, государь посохом, яко копьем, прободил — до смерти. Теперь тебя допрашивать будет.
Никита напустил на себя вид изумленный:
— Кому же мертвый труп надобен, хоть и царицын?
— Ты не ведал, что живая она была положена — для острастки? Уже по всем дорогам рыщут, по всей Александровке. Малюта направился неспроста к твоему дружку — отцу Федору.
Никита возмутился:
— Страсть какая — живьем в гроб! Истинно в Писании сказано: «Яко и тварь рыдает, своего владыки видя бесчинства!»
Басманов оглянулся:
— Не умствуй! Многим разговорчивым ребра сокрушили и кнутом до костей облиховали. Государь ведает, что творит. Ну, святой отец, показывай клад, тобой обретенный, а то я тебя!..
Перекрестился Никита на образа, сказал непонятное:
— Прости, Господи, мое прегрешение! Обаче, и на Страшном суде готов за него ответ держать…
Быстрый ход