Осенью 1789 года во Франции пошли слухи о том, что Англия тратит огромные деньги на разжигание «беспорядков» в их стране. Из переписки французского министра иностранных дел Монморена с французским послом в Лондоне Лялюзерном видно, что подстрекательство к «анархии» со стороны не проходит без английского участия. Обоим вельможам и в голову не приходило, что британский посол лорд Дорвет к роли вдохновителя революции («адских козней») совсем не подходил.
Почти два года спустя, 24 и 27 апреля 1791 года, французское министерство направило Лялюзерну два письма, в которых было дано перечисление действий английской резидентуры во Франции. На этот раз посол был более осторожен, подчеркивая в своем ответе, что хотя английское правительство, по его мнению, использует все доступные ему средства, чтобы поддерживать внутренние беспорядки во Франции, оно вряд ли открыто оказывает помощь недовольным. Далее посол подверг анализу присланную ему информацию. Во-первых, по его мнению, сведения о том, что известный английский разведчик времен войны против колонистов Пол Уэнтворт действовал на юге Франции, неверны. Лялюзерн считал, что Уэнтворт находился в Голландии, поскольку если бы он действительно проник во Францию, то своими делами заставил бы говорить о себе. Во-вторых, подвергались сомнению утверждения, что английские заводчики посылают во Францию ружья, пушки и порох. Посол не смог обнаружить никаких доказательств такого рода поставок. Подобным образом обстояло дело и с другой информацией. Представитель версальского двора добавлял, что ему уже передал такие сведения некий Браун-Дигнем; вполне возможно, он же сообщил эти сведения в Париж. Браун-Дигнем ранее служил шпионом в Германии и был рассчитан своими нанимателями.
После смерти Лялюзерна временным поверенным в делах Франции в Лондоне стал известный французский дипломат и разведчик Франсуа Бартелеми.
В депешах, посылавшихся в Париж, а затем в своих известных мемуарах Бартелеми обвинял британский кабинет в «вероломнейшем макиавеллизме», в стремлении любой ценой не допустить восстановления «порядка» во Франции. С другой стороны, Камиль Демулен в разгар французской революции утверждал, что Уильям Питт играет в ней такую же роль, какую кардинал Ришелье сыграл в революции английской. Будто бы Питт решил взять реванш за помощь, оказанную французами колонистам в Северной Америке. Демулен добавлял: «Наша революция 1789 года была делом, устроенным британским правительством и меньшинством дворянства». Роялисты тоже твердили, что Питт вызвал финансовый кризис во Франции в 1788 году, добился созыва Генеральных штатов, занимался организацией всех революционных выступлений, не жалея миллионов.
Британский кабинет, естественно, отрицал какое-либо участие в начавшихся во Франции событиях.
Герцог Дорсет уже 29 июля 1789 года, то есть через две недели после взятия Бастилии, опровергал утверждения об этом. Для доказательства, что Англия ничего не имела общего с начавшимися волнениями и отнюдь не пыталась их использовать и что она не мобилизовала свой флот, Дорсет напомнил Монморену их разговор в начале июня 1789 года. Тогда он сообщил министру о существовании заговора с целью захвата Бреста. Еще в конце мая 1789 года к Дорсету обратился какой-то аббат, но посол не пожелал его принять и даже узнать его фамилию и адрес. Аббат пришел во второй раз и был на этот раз принят. Узнав о предложениях аббата, министр иностранных дел Кармартен заподозрил провокацию. Он предписал Дорсету поставить в известность об этом французское правительство. При этом сослаться только на слухи, циркулирующие в Лондоне, с тем, чтобы не поставить под угрозу людей, которые обращаются в британское посольство. Монморен вообще не поверил Дорсету и счел его сообщение, не заслуживающим внимания. Участники этого туманного «брестского заговора» сочли себя преданными английским правительством. Других доказательств английского подстрекательства не имеется.
Чтобы установить истину, надо выяснить, какие были затраты на секретную службу английских министров иностранных дел, внутренних дел и адмиралтейства.
Война против революционной Франции, начавшаяся в 1793 году, привела к невиданному расширению английской секретной службы. В десятки и сотни раз увеличилось число прямо или косвенно работающих на нее агентов. Привычка английской буржуазии воевать чужими руками породила стремление вести разведку чужими руками. В войне против Франции английское правительство использовало контрреволюционное подполье как свою разведывательно-диверсионную организацию. С помощью больших субсидий на содержание брались иностранные армии. Английскими гинеями щедро оплачивалась подрывная деятельность роялистов против Французской республики.