Тайны Франции. Заговоры, интриги, мистификации

Шли годы… Незадолго до смерти Людовика XV последовал новый скандал с «секретом короля» — французские власти арестовали двух агентов графа де Бролье — Фавье и Дюмурье. Их приговорили к нескольким месяцам тюрьмы. Когда в 1774 году Людовик XV умер, «секрет короля» стал секретом полишинеля. Правительство Людовика XVI занялось вопросом об агентах «секрета» и, конечно, о д’Эоне, получавшем (с точки зрения властей) огромную, ничем не заслуженную пенсию, а по его собственному мнению — жалкую подачку за его верность и тяжкие испытания. Министр иностранных дел Верженн потребовал от д’Эона в обмен на гарантию продолжения уплаты пенсии, чтобы тот выдал наиболее ценные секретные бумаги, которые заботливо им сохранялись, и вернулся во Францию. В качестве тайного агента для переговоров с д’Эоном в Лондон прибыл маркиз де Прюнево. Однако д’Эон выдвинул совершенно фантастические требования — уплаты ему капитанского жалованья за 15 лет, проведенных в Лондоне, возмещения всех понесенных им расходов за время нахождения в британской столице. Он требовал даже круглую сумму за все не принятые им подарки от различных лиц, которые якобы ему предлагались во время нахождения на государственной службе… Одним словом, четверть миллиона ливров. В Париже были в ярости, но переговоры не прервали. Их доверили на этот раз вести Бомарше, который, как мы знаем, уже раньше ездил в Лондон с аналогичным поручением умиротворить Моранда. В конце концов после долгой торговли соглашение было достигнуто. Д’Эону была сохранена пенсия и сделаны другие уступки, но взамен его обязали по-прежнему носить женское платье. Д’Эон отомстил автору «Севильского цирюльника» за этот последний пункт, разыгрывая фарсовую «влюбленность» к Бомарше. «Все сообщают мне, — писал тот в ярости Верженну, — что эта сумасшедшая дама влюбилась в меня. Какой дьявол мог предполагать, что с целью верно служить королю я должен буду превратиться в галантного рыцаря драгунского капитана?» Однако никакое негодование не воспрепятствовало прославленному драматургу стать героем малоприличных любительских спектаклей, которые ставились во многих парижских домах.

Д’Эон не раз делал попытки уклониться от обязательного ношения женского платья (его явно заставляли теперь носить его, чтобы избежать еще более громкого скандала). Когда д’Эон вернулся на некоторое время во Францию и должен был представиться ко двору, он жаловался, что у него нет хороших нарядов. Ему тут же прислали королевскую модистку. Пытался капитан построить и такую, довольно сложную, конструкцию: он, мол, конечно, — кто спорит — женщина, но женщина, которой стал издавна ненавистен собственный пол и поэтому желающая носить мужскую одежду. Однако кавалера даже арестовали в 1779 году за неповиновение и обязали подпиской не надевать драгунский мундир. Впрочем, по словам одной современной газеты, скверно выбритый кавалер «выглядел более чем когда-либо мужчиной теперь, когда он — женщина». Утверждали, что все же пример д’Эона соблазнил немалое число эксцентричных девиц, выражавших желание служить в драгунах.

Бывший разведчик снова вернулся в Лондон. Один из его аристократических друзей заметил:

— Господин д’Эон превратился во вдову самого себя.

Самое любопытное, что и после начала революции, когда прекратилась выплата королевской пенсии, д’Эон остался в женском костюме. Очевидно, он носил его для оригинальности. Жизнь шевалье очень напоминала комедию плаща и шпаги. Теперь он снова стал зарабатывать себе на жизнь шпагой, сделавшись учителем фехтования. Рядом с Кенсингтонским парком была открыта зала, где мадемуазель д’Эон давала уроки обращения с холодным оружием. Полиция склонна была считать шевалье фальшивомонетчиком. Так протекли последние годь этой «кавалерист-девицы» наизнанку.

ГРАФ КАЛИОСТРО И ОЖЕРЕЛЬЕ КОРОЛЕВЫ

Склонные придавать большое значение альковным историям буржуазные исследователи пишут, что падению королевской власти в XVIII в. во Франции способствовали две вещи: неверность жившего более чем двести лет назад короля Генриха II своей жене Екатерине Медичи и старческое сластолюбие Людовика XV, на котором покоилось влияние его последней фаворитки мадам Дюбарри. Если бы не эта поздняя привязанность короля, парижским ювелирам Бомеру и Бассанжу не пришло бы в голову создавать ожерелье из невиданных по ценности бриллиантов. А если бы Генрих II не заимел своей любовницей Николь де Савиньи, то не возник бы род, последней представительницей которого была некая Жанна Валуа, родившаяся в 1756 году. Конечно, читателю известно, что королевская власть во Франции пала от куда более серьезных причин — не об этом здесь речь. Но в условиях растущего разложения французского абсолютизма такие, казалось бы, мало относящиеся к делу события подлили масла в огонь, помогли сильно дискредитировать королевскую власть.

Калиостро