Конституция принята, король подписал ее, и мечта конституционных монархистов стала явью. Конституция покончила с самодержавием, во Франции теперь, как и в Англии, – монархия, ограниченная законом. Рупор конституционных монархистов Барнав (тот самый, который вез короля и семью из Варенна), заявил в Национальном собрании:
«Общий интерес заключается в том, чтобы революция остановилась… Нам причиняют огромное зло, когда продолжают до бесконечности революционное движение – оно уже разрушило все, что можно разрушить. Те, которые совершили революцию, должны понять, что она достигла предела, и слава Родины требует, чтобы она не продолжалась дальше».
Бедняга тоже верил, что Революцию можно остановить. Он был одним из влиятельнейших членов Якобинского клуба, считался великим оратором (о нем говорили: «Когда он выступил, дебаты прекращались»).
Но Революция не послушалась великого оратора. Она стремительно катилась дальше. И в Якобинском клубе уже не было места для монархистов. Барнав и его сподвижники вынуждены были покинуть клуб.
После принятия Конституции состоялись выборы в Законодательное собрание. В Собрании в большинстве оказались депутаты от департамента Жиронда – самого большого департамента материковой Франции. К жирондистам примкнули великие интеллектуалы Собрания, начиная с маркиза Кондорсе.
Оплот жирондистов – салон самой умной женщины Европы – мадам Ролан. Эти просвещенные богатые буржуа считают, в отличие от монархистов, что революцию останавливать рано. Ее следует продвинуть, но немного. Надо убрать декорацию – этого безвластного короля, который по новой Конституции все еще является номинальным главой Франции.
Короля следует низложить, но мирно, без крови. Во Франции должна быть Республика, которой будут править они – просвещенные буржуа.
И они придумывают.
В это время прусский король и австрийский император встретились в старинном саксонском замке. Они объявили, что будут поддерживать Людовика Шестнадцатого всеми имеющимися у них средствами.
Жирондисты тотчас предложили нанести превентивный удар по этим врагам Франции. Они предлагают (как впоследствии большевики) принести на штыках революцию в Европу. Они верят, что великое знамя Французской революции – знамя свободы – разбудит всеевропейскую Революцию.
Коварство плана заключалось в том, что официальным врагом Нации становился теперь австрийский император – то есть родной брат королевы! Он будет сражаться с французскими войсками. К нему, конечно же, примкнут сбежавшие из страны принцы – братья короля. И тогда «австриячка» и король поневоле окажутся под подозрением в измене.
(Как у нас во время мировой войны «немка» Александра Федоровна). Про «королевский заговор» заговорит вся Нация, и королю придется добровольно уйти. «Мавр удалится».
Вот тогда можно будет закончить революцию.
Но повторим снова и снова:
люди не управляют Революцией,
Революция управляет людьми.
И пока третье сословие готовилось стать официальной Ввластью, на арену Истории вышла новая сила. Историки часто называют ее четвертым сословием. Это парижская беднота – голь, люмпены, низы общества.
Вольнолюбивые аристократы, просвещенные философы, богатые буржуа, устроившие революцию, не поняли ее обязательного закона: угнетенные, которых они вчера освободили, сегодня сами хотят стать хозяевами и ненавидят вчерашних освободителей.
Приближался апофеоз – Революция гнева и мести темных низов.
И жирондисты, вчерашние любимцы Революции, теперь – ее незаконные дети.
Центр революции переместился в Якобинский клуб.
Нынче здесь заправляли радикалы. И во главе – их новые боги, вожди Революции гнева и мести.
Кто они? Робеспьер. Он очень изменился. Исчезла патетика. Теперь это оратор с негромкой (знает – будут слушать!) логической речью и пронзительным гипнотическим взглядом. Рядом с ним человек-громада – Дантон. У него волосы, похожие на шерсть вепря, лицо страшное, как сама Революция, и громоподобный голос.
Третий – блестящий журналист, вчерашний адвокат Камиль Демулен. В его облике было нечто романтическое, нежное, женственное.