Тайны географических названий

Провожаемый зловещим смехом царя Писы, Пелопс покинул дворец. Тревожно было у него на душе. Понимал он, что только чудо или хитрость помогут ему одолеть жестокого Эномая. «Но как перехитрить его? До завтрашнего дня так мало времени!»

Повинуясь внезапной мысли, Пелопс возвратился во дворец и разыскал возничего царя Эномая, Миртила. Только Миртил в состоянии был ему помочь в завтрашнем состязании.

Они уединились в укромном месте, и Пелопс принялся уговаривать возничего, суля богатые дары, оказать ему помощь. Миртил должен был, по замыслу Пелопса, готовя колесницу царя, сделать так, чтобы во время погони у нее соскочили колеса с осей. Это бы задержало на некоторое время Эномая и дало бы возможность Пелопсу доскакать к жертвеннику первым.

Сколько ни уговаривал Пелопс возничего, тот никак не мог решиться на этот шаг. Пелопс все увеличивал обещанную награду, и, когда наконец он поклялся, что отдаст Миртилу половину своих богатств, если тот выполнит его просьбу, возничий не устоял перед соблазном и дал согласие.

Беспокойно спал в ночь накануне состязания Пелопс. Невольно его мысль обращалась то и дело к Миртилу. «А что, если он обманет и не выполнит уговора? Тогда неминуема смерть от копья непреклонного Эномая».

Рано утром, едва рассвело, Пелопс, вознеся молитвы бессмертным богам, взошел на колесницу и застыл в ожидании, когда появится Эномай, чтобы совершить жертвоприношение Зевсу.

Как только тот приблизился к жертвеннику и приступил к совершению обряда, Пелопс громовым голосом ободрил коней, и колесница понеслась. Подобно вихрю, мчится Пелопс, то и дело подгоняя коней ударами хлыста. Развевается на ветру его одежда, искры летят из-под копыт лошадей. Нет-нет да оглянется Пелопс, не нагоняет ли его царь Эномай.

Вот властитель Писы показался из-за поворота, и кажется, что не по земле скачет он, а несется по воздуху. С каждым мгновением все ближе и ближе к Пелопсу колесница Эномая. В руке у царя копье, которым он приготовился поразить смельчака, осмелившегося состязаться с ним в скорости.

Не миновать Пелопсу гибели, если бы Миртил не сдержал данного обещания. В тот миг, когда Пелопс уже прощался с жизнью, услышал он за собой вдруг страшный треск и оглянулся. Колесница Эномая разбитая лежала на земле. Тут же распростерся поверженный царь Писы. Он был мертв.

Так и не удалось жестокому Эномаю избежать судьбы, предсказанной ему оракулом^[18]. Предсказание гласило, что ему суждена смерть от руки мужа его дочери. Поэтому-то он и препятствовал своей дочери выйти замуж, убивая всех искателей ее руки.

Погиб царь Эномай, ничто не мешало более Пелопсу осуществить свою мечту жениться на красавице Гипподамии. Победителем возвратился он в Пису и, взяв в жены дочь погибшего Эномая, стал править его царством.

С тех пор и получил полуостров, где правил Пелопс, его имя и стал называться Пелопоннесом.

Скала Тарика

 События, описанные ниже, изложены в Акбар-Маджмуа, собрании документов испано-арабской литературы, древние манускрипты которого хранятся и по сей день в Париже.

В этом уникальном собрании документов, живописующих эпизоды истории тысячелетней давности, содержится множество чрезвычайно любопытных фактов, но я ограничусь лишь пересказом истории о скале Тарика.

I

Граф Юлиан, правитель Сеуты^[19], неистовствовал. Он метался из угла в угол, как загнанный зверь, изрыгая проклятья на голову короля вестготов^[20] Родерика. Лицо правителя побагровело от бешенства, на лбу надулись крупные жилы, глаза налились кровью.

— Презренный выскочка! Дьявольское отродье! — брызгая слюной, выкрикивал он, потрясая в сильнейшем гневе руками. — Ты дорого заплатишь мне за бесчестье моей дочери! О подлый!

Граф бросился в кресло и, закрыв лицо руками, горестно простонал:

— Моя несчастная дочь! Будь проклят тот день, когда я решил отправить тебя в Испанию! — Но тут же снова вскочил и, сверкнув глазами, прорычал: — Клянусь мессией^[21], ничтожный Родерик, я свергну тебя с престола, который ты незаконно захватил, и вырою яму под твоими ногами!

Вспышка неистового гнева обессилила графа. Он грузно опустился в кресло и глубоко задумался. Но грудь его тяжко вздымалась, глаза свирепо поблескивали под насупленными бровями, а рука то и дело судорожно сжимала рукоятку заткнутого за пояс кинжала.

Бушевавшая в его груди буря ушла вглубь и время от времени напоминала о себе.

Гонец, принесший весть, столь разгневавшую правителя Сеуты, невозмутимо наблюдал за своим господином. Он понимал, что поругание чести графа требует отмщения, и терпеливо ждал, какие последуют приказания.

Но граф молчал. Погруженный в свои мысли, он забыл о существовании гонца, и тот стоял, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь нарушить гнетущую тишину.

Наконец правитель Сеуты встрепенулся и оглядел комнату.

— Аа, — мрачно произнес он, заметив злополучного вестника, — ты еще здесь?.. Ступай к начальнику отряда, охраняющего ворота в город, и передай ему мое повеление слово в слово.