– Ну, что для сиротки покупаешь, это еще доказать надо. Жилье в десять раз дороже стоит. Откуда, опять же, у банального человека такие деньги? А пока не куплено – не доказано. А вдруг на мамашку у кого жажда западет? Нам все равно за сиротками присматривать – будет на что. И пусть знают, во что нам это обходиться. И если кто соберется зубки об сиротку поточить, платит пусть. Тогда и сиротки нам золотым яйцом станут. Много их между пальцев утекают. Не пойми, кому досталась и чья она… Сколько наших голубя своего не достают! А ведь сиротки тоже чьи-то голуби.... Надо лицензии вводить, как в Три-пятнадцатом. Образование определим в заведении после школы. Вампирам помочь не грех, а проклятым заведение не осилить, им бы школа умнее помогла стать. Да кто вспомнит про Указ через столько-то времени? Отменить никогда не поздно, а детки народятся и подрастут. А кредит… Тут как дал, так и взял, как процент – банк от нас никуда не денется. Взял пятьдесят, а вернул двести пятьдесят… Это ты очень умно придумал!
– Да где уж умно? Раздал бы казну-то… Что-то у меня сегодня голова дурная… – Его Величество пощупал голову, отложив корону в сторону. – Наперед ты у меня все знаешь, как красное солнышко. И светишь, и греешь, и глазам не больно… Приду сегодня, не допустишь ли в опочиваленку? И ты иди, – отпустил писца Его Величество, присасываясь губами в поцелуе к Ее Величеству, не обращая внимания на секретаря, который слегка покраснел.
– Красное белье надеть? – спросила Ее Величество, тяжело дыша.
– А хоть бы и красное! – сказал Его Величество, повторяя маневр. – Кожу с меня сдери! Порви! Выпей до капли! – прошептал он горячо.
– Это я умею! – пообещала Ее Величество полушепотом, раскрасневшись. – В гробу заставлю лежать и при лужке петь!
– Сердце мое, может, не ждать уже ночи-то? Ну, кто еще? – закричал он, заметив, что дверь в залу отворилась и закрылась.
– Я, Ваше Величество! – в притворе показалась голова с полубезумной веселостью в глазах.
– Кто впустил его сюда? – истошным криком закричала Ее Величество.
– Дракон, Ваше Величество, не смел препятствовать, – в притворе показалась еще одна голова. Но эта голова была в парике и принадлежала лакею.
– При чем тут дракон? Его петь петушком заставишь – будет петь, пока с косой не придет. Я же приказала – убрать это глюченное человекообразное с глаз долой! Киньте ему монету… А лучше не надо, а то опять приползет! Лучше заберите у него все монеты, какие найдете!
– Да вы чего? – удивился глюченый, смешно хлопая глазами. Уши у него торчали в разные стороны, и был он весь неряшлив. Но глаза его светились любовью к Ее и к Его Величествам.
– Иди-иди! – приказал Его Величество. – Я потом как-нибудь сам к тебе заскочу. Вот ведь привязался! И чего ты его так невзлюбила-то? – удивился он, оборачиваясь к Ее Величеству. – Был мне когда-то друг.
– Могу объяснить… Я через него синдром болевой объясняла, пока ты полубесчувственно зенки пялил, которые на прицеп позарятся. Нарисовала я им, где и как убьют их, обрисовала кто и за что. И если душа подмену заметит, на твою головушку объяснение начнет примерять. Берегу нашу землю, ум наш берегу! Один он у нас с тобой на двоих! Хочешь меня в могилу известь?
– А как это? – удивился Его Величество. – У нас, у избранных, столько всего, что я никак не запомню: когда одно, когда другое, – он тяжело вздохнул. – Может, не стать мне настоящим вампиром? Вы говорите, то душа плохо, то хорошо, то проклятые клятву на Небо несут, а то вдов плодим, чтобы кровь пить… И вроде как мы же их и прижимаем… Сложно это все, запутался я.
– Клятва на Небо вознесется, воскреснешь – само придет, – успокоила она мужа. – Я дала тебе кровь мою и плоть мою, заключив с тобою новый завет. Моя кровь не есть ли лучшее питье, а плоть моя – лучший хлеб?! Что они? Это питье и хлеб, который сходят к тебе с Небес. И пребываешь в благодати, когда со мной – и умыт, и прощен, и возвеличен. А пролитую кровь надобно восстанавливать… Взыщется кровь всех неправедных, сказал Спаситель – и поставил нас над миром, вручив нам жезл пасти свое стадо.
Его Величества уже в который раз тяжело вздохнул.
– Меня ведь даже на кровь особо и не тянет, тошнит порой. Но понимаю, не все любят томатный сок, что ж, помидоры не выращивать? Но как можно болезнь объяснить на другом человеке?
Ее Величество посмотрела на мужа с жалостью. Она не хотела его потерять, и поэтому избегала откровенных объяснений, пока не стал настоящим вампиром, чтобы не получилось, как с отцом, который поприсутствовал на наложении Зова и Проклятья, и на себя приложив, вспомнив вдруг потаскуху подзаборную, ради которой мать бросил, и отродье это, нагульное. Мысли ее спокойные, взвешенные, уверенные, а он, хотя уже давно живет так же, иногда получает новые ощущения, чувствует и боль, и сомнения.
Трудно понять вампиров, пока полностью не стал вампиром.
Рано.