«И вот нашли большое поле, есть разгуляться где на воле», — с этих стихов Лермонтова многие из нас начинали знакомство с русской литературой. Бородино! Здесь располагалось именьице полковника Дениса Давыдова, доставшееся ему по наследству. О Денисе Васильевиче мы вспомнили не случайно. Во дни отступления именно он предложил генералу Багратиону план партизанской войны, поддержанный и Кутузовым. Он понимал, что нужно использовать продвижение Наполеона вглубь России — и бить по тылам, отрезая вражескую армию от обозов. Давыдов верил в массовое патриотическое движение, он знал, что многие крестьяне отступают вместе с армией, не желая подпадать под власть захватчиков. Это в Германии и Австрии крестьяне кормили французскую армию, подчас сколачивая на этом состояния.
Важнейший вопрос той войны — а, может быть, русскому крестьянину было бы выгоднее подпасть под оккупацию? Прогрессивный Наполеон, воспитанник Французской революции, вроде бы намеревался отменить крепостное право. Во Франции не было сословных привилегий — и мальчишки из нищих семей могли дослужиться до маршальского жезла. К тому же усилившийся Наполеон мог бы свернуть шею самой алчной в мире империи — Британской. Разве это не благо?
А так получилось, что крепостные крестьяне в очередной раз проливали кровь за чужие интересы…
Вроде бы благородная позиция — но насколько лукавая! Нельзя подходить к истории 1812 года с мерками ХХ, а тем более — ХХ1 века. Не было тогда в России (в отличие от Франции) революционного класса. И только сохранение государственного суверенитета позволило крестьянскому большинству в будущем обрести свободу и права. Родина превыше всего. А надежды на оккупацию приводят к одичанию. Патриотический подвиг был вкладом в будущее, традиции 1812 года укрепляли народные силы в течение веков. Только в последние двадцать пять мы заплутали. Ликвидация Западной группы войск стратегически ослабила Россию. Современная российская дипломатия всё чаще исполняет роль второго плана в ключевых спектаклях мировой политики. Либералы и такие националисты, как Солженицын, долго убеждали нас, что статус сверхдержавы истощает Россию. Но посмотрите, как истощает нас положение державы второстепенной! Конечно, с позиций хозяйчика и ростощика этого не понять, но одичание коснётся всех! Благополучие порознь, слава порознь — невозможны.
И Кутузов, приняв командование, без промедления обратился к русским беженцам с оккупированных территорий и к будущим партизанам: «В самых лютейших бедствиях показываете вы непоколебимость своего духа. Вы исторгнуты из жилищ ваших, но верою и верностью сердца ваши связаны с нами священными, крепчайшими узами. Враг мог разрушить стены ваши, но не мог и не возможет победить и покорить сердец ваших».
И вот — Бородино. Кутузов знал: на такое сражение можно пойти лишь раз в жизни. Россия беспрестанно воевала несколько веков, но таких сражений не видывала. Наполеон готов был бросить в бой 135 тысяч солдат. Под рукой у Кутузова было 103 тысячи регулярных войск, 7 тысяч казаков и более десяти тысяч ополченцев. Если упомянули русских ополченцев — не забудем и про наполеоновских нонкомбатантов. Это вспомогательные войска, обслуживающие армию, вооружённые на уровне наших ополченцев. Кроме численного превосходства Наполеон обладал и более опытной армией. Ему удавалось сохранять в сражениях испытанных ветеранов: первыми он бросал в бой поляков и немцев.
Всё более важным фактором победы становился артиллерийский огонь. В русской армии орудий было несколько больше, чем у противника: 624 против 587. Но ещё важнее пушек — боевой дух, патриотический заряд армии, готовность к самопожертвовани. «Умрёмте ж под Москвой!».
Прав был Коленкур — дальновидный французский дипломат, хорошо знавший Россию. Накануне войны он предупреждал своего императора: «Упрямая гордость русских не примирится с порабощением». И в армии, которая остановилась у Бородина, царила решимость: погибнуть, но не пропустить врага! Для разговора с солдатами Симбирского пехотного полка Кутузов — старый, израненный генерал — нашел простые и точные слова: «Вам придётся защищать землю родную, послужить верой и правдой до последней капли крови. Каждый полк будет употреблён в дело. Вас будут сменять, как часовых, через каждые два часа. Надеюсь на вас».
Войска расположились на славном поле. В центре и на правом фланге — Первая армия Барклая, на левом фланге — вторая армия Багратиона.
Был у Кутузова план: возле деревни Утицы поставить скрытно корпус генерала Тучкова и ополченцев. Если бы Наполеону удалось пробить фронт Второй армии (а Кутузов предполагал, что на левом фланге французы создадут преимущество для прорыва) — Тучков неожиданно ударил бы во фланг и в тыл противника. Но, как вспоминает участник сражения, Фёдор Глинка, по вине начальника штаба, генерала Беннигсена, эта затея не удалась. Части Тучкова выдвинули вперёд — и ни курган, ни лес не скрывал их…