Тайны и герои 1812 года

Шел 1793 год. В то время Василий Денисович Давыдов — гусар, как в будущем и его сын, — командовал Полтавским легкоконным полком. Суворов проверил полк на молниеносных маневрах и отобедал с Давыдовыми. Девятилетний полковничий сын Денис жил при армии, уверенно держался в седле, орудовал шашкой и грезил о сражениях. Прославленный полководец спросил мальчика: «Любишь ли ты солдат, друг мой?» Стоит сказать, что он умел судить о людях по ответам на неожиданные вопросы. Денис ответил без промедления, по-суворовски пылко: «Я люблю графа Суворова; в нем всё — и солдаты, и победа, и слава». Суворов закричал в восторге: «Помилуй Бог, какой удалой! Быть ему военным человеком. Я еще не умру, а он уже три сражения выиграет!» Граф Рымникский перекрестил мальчишку, дал ему поцеловать свою руку.

Что же дальше? Никто так лихо и весело не рассказал о себе в третьем лице, как он, непревзойденный спорщик и мистификатор, в «Некоторых чертах из жизни Дениса Васильевича Давыдова»: «Маленький повеса бросил псалтырь, замахал саблею, выколол глаз дядьке, проткнул шлык няне и отрубил хвост борзой собаке, думая тем исполнить пророчество великого человека. Розга обратила его к миру и к учению. Но как тогда учили! Натирали ребят наружным блеском, готовя их для удовольствий, а не для пользы общества: учили лепетать по-французски, танцевать, рисовать и музыке; тому же учился и Давыдов до тринадцатилетнего возраста. Тут пора была подумать и о будущности: он сел на коня, захлопал арапником, полетел со стаею гончих собак по мхам и болотам — и тем заключил свое воспитание».

В 1801 году, несмотря на низкий рост, юношу приняли в Кавалергардский полк. Но до начальства дошли его едкие, вольнолюбивые басни — и удальца перевели из гвардии в Белорусский гусарский полк. Там-то он и погусарствовал всласть: стихи, мазурки, дамы сердца… К басням и сатирам Давыдов добавил «зачашные песни» о попойках и романах. Героем и адресатом его «белорусских» стихов стал Алексей Бурцев — «величайший гуляка и самый отчаянный забулдыга из всех гусарских поручиков». В 1804-м Денису писалось как никогда в будущем. И стихи изливались сразу с мастерским клеймом. Даже песенный раж не мешал стройности образов:

Ради Бога, трубку дай! Ставь бутылки перед нами, Всех наездников сзывай С закрученными усами! Чтобы хором здесь гремел Эскадрон гусар летучих, Чтоб до неба возлетел Я на их руках могучих.

Его легкомысленность поэтична — как пушкинские вроде бы небрежные беседы с читателем в «Графе Нулине» и «Евгении Онегине». Правда, Пушкину тогда едва пошел шестой годок. Давыдовская «гусарщина» раскрепостила русский стих.

Поэт и партизан

В памяти народной он остался самым ярким партизанским командиром 1812 года.

Давыдов везде, где только мог, упоминал, что именно ему принадлежала идея партизанской войны. Но это преувеличение. Идея витала в воздухе. Еще до вторжения французов в Россию подполковник Петр Чуйкевич, служивший в Особенной канцелярии Военного министерства, составил такой план предстоящей кампании: «Уклонение от генеральных сражений, партизанская война летучими отрядами, особенно в тылу операционной неприятельской линии, недопускания до фуражировки и решительность в продолжении войны». Помимо этого он возлагал надежду на русский народ, «который должно вооружить и настроить, как в Гишпании, с помощью духовенства».

Иногда Давыдов снимал маску простодушного усача, включаясь в борьбу идей, остроумно обличая влиятельных либералов и русофобов

Испания стала камнем преткновения для Великой армии Наполеона, и неудивительно, что ее пример не упускали из виду. А уж когда Бонапарт приблизился к Москве, оккупировав добрую половину Европейской России, необходимость формирования летучих отрядов, которые действовали бы в тылу противника, ни у кого не вызывала сомнений. Генерал Фердинанд Винцингероде (ненавидимый Давыдовым) уже направил отряд Александра Бенкендорфа для «поисков» во французском тылу. Возможно, Александр Фигнер и Александр Сеславин в партизанской войне погеройствовали шибче Дениса Давыдова. Однако образ гусара-поэта с трубкой, сидящего у лесного костра в окружении верных храбрецов, затмил всех. Задиристая, но и основательная военная проза Давыдова добавила красок в его легенду. Он умело находил аргументы, когда нужно было ответить тем, кто умалял достоинство русской армии. И не менее пылко отвечал личным недругам, которые ставили под сомнение его заслуги…