Тайны Инков

Хотя утверждение о том, что программа «Скайглоб» «подтверждает» существование у андских жрецов-астрономов немалого искусства наблюдений и записи множества фактов, отдает некоторой снисходительностью, такого рода уступки современному восприятию, похоже, являются неизбежными. Наука функционирует на принципе экспериментального моделирования, а не на основе веры. Однако в любом случае ясно, что наличие в доколумбовых Андах класса профессионально подготовленных астрономов нельзя оставлять за порогом романтического воображения. Чтобы могло появиться такое предание, как это, должен был также иметься ряд условий: систематическое наблюдение, весьма точное ведение записей и, наконец, формулирование мифов для долгосрочного сохранения памяти о воспринимавшихся значительными астрономических событиях. От людей, которые простаивали всю ночь, наблюдая за небесами ради пользы сообщества, нельзя было требовать, чтобы они еще и весь день работали на полях.

Этот факт, в свою очередь, раскрывает фундаментальную причину авторитетного характера и роли андской мифологии в жизни Анд: в качестве членов профессиональной гильдии жрецы-астрономы Анд обучались искусству хранения точных записей. Обучение, которое они усваивали, и мастерство, которое они оказывались способными проявить в наблюдении и записи, являлись результатом прямой и непрерывной передачи знаний и умений из отдаленного прошлого. Подготовленные в русле такой традиции, андские жрецы-астрономы по этой причине безоговорочно доверяли мифологической базе данных, потому что знали, как ее следует составлять, а тщательность их собственной работы стала мерой их отношения к своим предшественникам.

В чем же тогда состояла цель этой традиции тщательного и продолжительного астрономического наблюдения, о котором мы мимоходом узнаем из предания о последних днях Уайны Капака? Эта история не может быть помечена астрологией, по крайней мере, в обыденном смысле слова, потому что она не является предсказанием земных событий. В наши дни, должно быть, чертовски надоело читать гороскоп по субботам. Однако похоже, что именно такой подход — создание базы данйых для ретроспективного изучения — порождает уарочирийское предание.

В нем содержатся свидетельства моделиархаичного мышления при работе в поле, где все явления становятся признаком и ключом друг к другу. Этот миф подобен выполнению работы, очерку возможной связи между двумя событиями, которые происходили близко друг к другу по времени, но в различных масштабах. В рамках такого мировоззрения предсказание, будь то посредством небес или с помощью других андских методов, таких как осмотр произвольного образца листьев коки или внутренностей ламы, представляло собой попытку установить место для созерцания значимого образца.

Возможно, наиболее доступным для западного ума изучением этого образа мышления является известное предисловие Юнга к «И цзин» [126]. В нем Юнг рассматривал феномен синхронности, или «значимого совпадения», который «И цзин», китайская «Книга перемен», относит к числу наиболее сложных образцов мира. Знакомым по западной традиции событием, в котором синхронность, как утверждалось, играла решающую роль, было паломничество волхвов. Когда они увидели «звезду на востоке» — тройное сближение Сатурна и Юпитера в Рыбах в 6 году до н. э., — они не «предсказывали» рождение Христоса и рассматривали это астрономическое событие не как «причину», но, скорее, как некое знамение другого долгожданного события [127].

Точно так же, согласно китайскому представлению о причинной связи (синхронности, или значимом совпадении), во времени существуют; так сказать, «дыры». События попадают в эти «дыры» одновременно без видимой причинной связи. Если ради того, чтобы сконструировать элементы гексаграммы из «И цзин», подбрасывать стебли тысячелистника или монеты, то, согласно китайскому представлению, получится, что очевидная случайность этого действа на самом деле отражает сложность момента. Человек пребывает в неведении относительно чего-то, а оракул приоткрывает ему эту темную для него область, указывая на значимый образец, образец данного момента. Иными словами, «И цзин» говорит не о будущем; она говорит о настоящем. Точно такая же точка зрения совершенно очевидно присутствует в «Эпитафии по инкам».