Тайны Инков

Скорее, чтобы найти подходящий рынок, куда наш бог смажет ходить со своей армией покупать жертвы и людей для еды, как если бы он ходил на ближайшую площадь покупать лепешки… всякий раз, когда он пожелает или почувствует нечто подобное. Наш бог сам будет питаться ими, как если бы он ел горячие лепешки, мягкие и вкусные, прямо из духовки.

Напротив, инки не воспринимали историю персонально, потому что андское прошлое было для них общим делом. Единственными «чужаками» в истории Анд, единственными людьми, которых по истине стыдится память, были властители Уари. Как отмечается в уарочирийском мифе, «Мы не знаем о происхождении людей того времени, ни откуда они появились». Инкская империя являла собой попытку навести порядок, вернуть андским народам их первородное право на единство в многообразии. Если, инки и проявили некоторое высокомерие, объявив себя исполнителями божественной воли, они тем не менее не пытались осуществлять видение, которое самоосознанно регулировалось исторической зрелостью. Так, во времена мифологического основания Куско в долине, которая испытала влияние и Тиауанако, и Уари, Манко Капак вместе со своими братьями и сестрами «обнес стеной» их опасного брата Айар Качи/Марс. Инки не были заинтересованы в оставлении бедствий, развязанных Уари. Они состояли в планетарном родстве с Юпитером, мудрым и могущественным царем, богом процветания и изобилия. Инкские императоры не имели более великой цели, чем возвращение к жизни наследия Тиауанако. В этом смысле они с самого начала действовали в рамках ими же установленных ограничений.

Хотя и ацтеки, и инки пытались сохранить Пятое Солнце, ацтеки впали в самый глубокий ад черной магии, где каждая метафора есть буквальная истинность, а всякая опасная человеческая черта — выражение божества. Ацтекские представления созревали на протяжении исторического инкубационного периода великих страданий и опасений. Называемые более старыми жителями долины Мехико чичиме-ками, «потомками собак», которые перемещались, чтобы заполнить вакуум, оставленный тольтеками, ацтеки кочевали более чем полтора столетия, прежде чем наконец осели приблизительно в 1325 году на единственной доступной им земле, скудном острове посередине болота. Подобно пожирающему змею ястребу на мексиканском кактусе, которого, как гласит легенда, они там встретили, ацтеки поднимутся на вершину господства над своими бывшими мучителями и превратят свой скудный край в столичный центр блеска и могущества.

Было так, словно ацтеки, длительное время предававшиеся засушливым и холодным краям мексиканского севера, стали теперь заколдованными, так как корзину за корзиной они вычерпывали из своего болота грязь, чтобы воздвигнуть себе остров и создать свои каналы. В подобном суеверию учении Дона Хуана из Карлоса Кастаньеды (или любого хорошего глубокого психолога), ацтеки стремились создать остров сознания, тоналъ, ацтекское слово для обозначения «солнца» и «света», среди черных вод подсознания, науаля, невидимого духовного мира. Их умственные конструкции, воплощенные в высоких белых пирамидах их племенного бога Уицилопочтли, идентифицировались теперь с (Пятым) Солнцем, освобождались от вод, чуждых привычным элементам их кочевого прошлого. Ацтеки были народом, окруженным врагами, третируемым как варвары, народом, который жадно поглотил героическое тольтекское наследие и столкнулся в нем с космической драмой своего собственного положения. Истина состояла в том, что ацтеки, как и Пятое Солнце, были полностью окружены врагами, — врагами, столь же многочисленными, как и звезды. Теночтитлан стал материализацией ацтекского тоналя, островной «крепостью сознания, вечно осаждаемой монстрами из глубин.

И так, таким же образом, как первой защитой души от страха является гнев, ацтеки создали империю Гнева, а Теночтитлан был ее котлом. Он кипел огнем, зажженным в грудной полости своих жертв с вырванными сердцами, и воспроизводился в десяти тысячах котелках победоносных воинов, которые поедали самые лучшие куски этих жертв, чтобы «сохранять Солнце живым». Поспешная экстраполяция из древней базы данных местной американской мифологии прототипов такого поведения привела некоторых современных антропологов к нелепому утверждению, будто человеческие жертвоприношения ацтеков были ответом на недостаток белков в питании в долине Мехико. Но тогда крайности неконструктивного материализма и фанатического мистицизма сходятся на том же одиноком мысе, изолированном в темноте под холодным суровым небом.