Агарвал встал около машины. Откуда-то слева он услышал сначала шаги и приглушенные мужские голоса, а затем темноту ночи прорезал свет карманного фонарика. К нему подошли трое парней, быстро ощупали куртку и брюки, затем приказали сесть на заднее сиденье. Сами они тоже забрались в машину и поехали по ухабистой дороге дальше. Минут через десять дорога свернула вправо и стала спускаться вниз. Немного проехав, машина притормозила, съехала с дороги и, осторожно преодолев канаву, поехала по траве, цепляя крышей за ветки деревьев и кустов. Наконец она остановилась, и его вытолкнули наружу, завязали глаза и, держа за локоть, повели вниз по ступенькам. Задев плечом какую-то стену и ощутив дымок костра, пахнувший на него спереди, Агарвал понял, что его ведут в пещеру. И не ошибся. Когда они остановились и ему развязали глаза, он увидел, что находится в большой пещере. В углу полыхал костер, около стен стояли топчаны, на которых, сидели, по-видимому отдыхая, человек десять парней и три девушки. Его посадили на бревно, невдалеке от костра. Несколько минут длилось молчание. Парни, приехавшие с ним, грелись у костра, девушка куда-то исчезла.
О дерзких вылазках террористов газеты писали уже второй год, и особенно много после похищения ими одного крупного промышленника. Как стало известно, его родственникам пришлось заплатить за него огромный выкуп. Размер этого выкупа остался неизвестным, но, как говорили, он превышал 20 миллионов анн. Тем не менее личность главаря «Бригады С» оставалась таинственной. Некоторые считали, что это религиозный фанатик. Другие утверждали, что бригаду возглавляет женщина, чья дочь пострадала от секретной полиции. А кто просто говорил, что им является один из бандитов, бежавший с каторги. Совершая свои акции, боевики «Бригады С» оставляли после себя только листок бумаги с двумя буквами «БС» и не давали никаких пояснений своим поступкам, которые были самыми непредсказуемыми. Так, 19 из 20 миллионов, полученных в качестве выкупа за жизнь миллионера, они перевели в фонд пострадавших от наводнений и засухи. В то же время боевики бригады этим летом подожгли в знак протеста против расточительства правительства уже построенный Дворец спорта в центре столицы и одновременно сорвали проведение оппозиционными партиями массовой манифестации протеста против политики правительства. Одни обозреватели причисляли их к правым, другие говорили о них как о левых экстремистах, но очередные акции «Бригады С» вновь перечеркивали сложившееся о них мнение.
— Сунил?! — услышал Агарвал чей-то очень знакомый голос и почти мгновенно разыскал в памяти образ того, кому мог он принадлежать. Но Агарвал никак не мог этому поверить. Ведь все думали, что Каюм погиб, и все же это был он, хотя за те пять лет с момента, когда они виделись в последний раз, он здорово изменился, заметно всунулся, оброс окладистой рыжеватой бородой, которая, кстати, очень шла ему, придавая его в общем-то добродушному лицу мужественный вид.
— Ты что же не соблюдаешь установленного полицейскими властями режима и раскатываешь по ночам в одиночку, да еще девушек подвозишь. — Каюм подошел к Агарвалу и крепко пожал ему руку.
— А иначе как тебя увидишь — телефон твой не отвечает, а писем ты не пишешь, — в том же шутливом тоне ответил Агарвал, все еще не веря, что перед ним стоит его университетский приятель.
— Знаю, знаю — вы там меня уже давно заживо похоронили, да забыли, что значит мое имя по-арабски — «существующий вечно», — сказал Каюм. — Что ж, будь моим гостем. Правда, роскошных апартаментов у меня, как видишь, не имеется, зато расценки за ночлег самые низкие в стране.
Друзья подошли поближе к костру, сели рядом на два кресла-шезлонга.
— Знаешь, когда ты неожиданно исчез, я, признаюсь, подумал, что с тобой действительно что-нибудь случилось — ведь ты порядком надоел властям своими разоблачениями коррупции среди власть имущих, — начал Агарвал.
— Да, у них была хорошая возможность упрятать меня как минимум лет на десять, тогда агенты Службы национальной безопасности подложили мне в карман после незаконного ареста два пакетика с кокаином, зная, конечно, что моей судьбой никто из родных не заинтересуется. Они продержали меня десять суток в одиночной камере предварительного заключения. Ну а потом я сумел бежать. Эти олухи как-то не решились отобрать у меня все личные вещи, а одному из надсмотрщиков приглянулся мой золотой старый «Ролекс» — подарок деда. Поэтому считаю, что своей свободой я обязан ему, первому миллионеру нашей независимой страны, как его называли в свое время.